– Конечно, – сказал Марленус. – Ведь я – убар!
– Когда ты уйдешь отсюда, – произнес Марленус, внимательно глядя на доску, – я хочу, чтобы ты отправился прямо к себе на корабль.
– Именно это я и собираюсь сделать, – ответил я, обдумывая комбинацию своих фигур на доске.
– Я не хочу также, чтобы ты шел к обменному пункту разбойниц и пытался освободить находящуюся там бывшую гражданку Ара.
– Понял, – ответил я.
– Как ее бывший убар, я сам позабочусь об этом Да, я не завидовал Талене: она посрамила отца нечего сказать.
– Позвольте поинтересоваться вашими намерениями на ее счет, – попросил я.
– Девушку возвратят в Ар.
– Понятно.
Марленус поднял на меня глаза:
– Выброси ее из головы. Она недостойна свободного мужчины.
Я кивнул. Он был совершенно прав. Талена, некогда дочь великого убара, стала теперь ничем. От нее отреклись. У нее теперь не было семьи, не оставалось влияния и богатства. Она сохранила лишь свою красоту и клеймо на теле. Даже выпущенная на волю, она, будучи отлученной от семьи, оставалась как бы вне кастовой принадлежности. Любая крестьянская девчонка из заброшенного Богом селения в социальном плане стояла значительно выше ее. Красавица Талена, удивительная, неповторимая Талена, превратилась в ничто. В совершеннейшее ничто. Теперь она никому не нужна. Мы с Марленусом отлично это понимали.
– К вам рабыня, – доложи человек, стоявший у входа в палатку.
– Впусти ее, – не отрывая взгляда от доски, распорядился Марленус.
Вьерна была ошеломляюще красива. Ее волосы, длинные и светлые, были взбиты и отброшены назад. Очень короткая накидка из прозрачного желтого шелка не скрывала великолепное тело, а лишь еще больше подчеркивала его прелесть. Грудь девушки высоко вздымалась, заставляя волноваться легкую, ниспадающую до колен накидку. Я уловил тончайший запах духов и ароматизированных масел, втертых в тело девушки и придавших ей женственности. Губы ее были накрашены, а щеки слегка подрумянены. Она была одной из самых красивых рабынь, которых мне когда-либо доводилось видеть. На плече она держала кувшин с вином.
Марленус оторвался от игральной доски и взглянул нее. Дыхание девушки заметно участилось.
– Поставь кувшин и подойди ближе, чтобы мы могли на тебя посмотреть, – приказал Марленус.
Она повиновалась.
– Убери волосы с ушей и поверни голову, – распорядился Марленус.
Вьерна продемонстрировала вдетые ей в уши массивные золотые сережки.
– Сними накидку и повернись лицом к нам, – продолжал ее хозяин.
Она была красива. Она, конечно, стояла не так, как могла бы стоять Кара или любая другая девушка, знакомая с прикосновением мужчины, и тем не менее ее поза выражала подчинение и зависимость. Обычные для нее сопротивление и дерзкое упрямство исчезли из разворота плеч и головы. Даже ладони ее сами собой легли теперь на бедра, причем левая закрывала рабское клеймо. Ее никогда не учили стоять подобным образом. Это умение появилось в ней само, после сегодняшнего окончательного обращения в рабство. И теперь, сама того не осознавая, она стояла как настоящая рабыня. Вьерна уже всем своим существом понимала, что стоит перед хозяином, владельцем, человеком, которому принадлежит целиком и полностью. Она стояла как рабыня, потому что уже почувствовала себя рабыней, и это проявлялось во всем, даже в ее позе. Поза рабыни была теперь для нее естественной: она уже стала рабыней.
– Повернись, – приказал Марленус. Вьерна покорно повиновалась.
– Ты видишь? – спросил Марленус.
– Да, – ответил я.
Вьерна знала, что она красива. Кроме того, она знала, что красота ее является сейчас предметом пристального внимания со стороны двух свободных мужчин. По ее осанке, по учащенному дыханию я чувствовал, что это немало волнует ее, тем сильнее оттого что она – рабыня, принадлежащая одному из присутствующих здесь людей.
– Ты замечаешь в ней эту покорность, эту готовность служить? – спросил Марленус. – Она осталась прежней девчонкой, которая ничего не знает и не умеет, но в ней уже ощущается готовность узнать, научиться и, самое главное, готовность служить.
Я кивнул.
– Повернись к нам лицом, – приказал Марленус.
– Да, хозяин, – откликнулась Вьерна.
Я был очарован. Женщине в ошейнике запрещено воздействовать соблазняюще на тех, кто на нее смотрит. В ошейнике она должна держаться перед своим хозяином естественно, не стараясь пробудить его чувственность и желание. Но Вьерне сейчас было не до того: она казалась настолько взволнованной, беззащитной и покорной, что едва находила в себе силы отвечать на вопросы Марленуса и выполнять его распоряжения.
– Ты ощущаешь в себе готовность служить? – спрашивал он. – Служить, как настоящая рабыня?
– Да, хозяин, – отвечала Вьерна.
