цепей.
Приятно видеть окованного цепями мужчину. Руки в кандалах, меня не тронет. Я подошла ближе. Охранники не остановили меня.
– Как твое имя? – спросил Борчофф.
– Не помню, – отвечал пленник. Охранник ударил его.
– С какой целью, – продолжал допрос Борчофф, – выведывал, как охраняется наша застава?
– Из головы вылетело.
Снова на него посыпались жестокие удары, а он едва шевельнулся.
Борчофф отвернулся к одному из верховых – своему помощнику, чтобы поподробнее выяснить, как взяли пленника.
Я подошла еще ближе. Никто меня не остановил.
Пленник взглянул на меня. Кровь бросилась мне в лицо. Коротенькая рабочая туника едва скрывала тело, на мне – ошейник. Горианские мужчины умеют глянуть на женщину, будто раздевая и бросая ее к своим ногам. Под его взглядом я почувствовала себя голой. Вцепилась в бурую ткань, безотчетно пытаясь прикрыться, но туника только плотнее обтянула тело и выше поднялась на бедрах. Кажется, будто и сквозь ткань все видит. Я поежилась.
Борчофф резко обернулся.
– Подразни-ка его, Дина.
– Предупреждаю, предводитель, – заговорил черноволосый, – не вздумай наносить мне оскорбление, заставляя рабыню дразнить меня.
– Подразни его, – повторил Борчофф и отвернулся.
Пленник застыл в безмолвной ярости. И вдруг я почувствовала себя невероятно могущественной. Он беспомощен! Внезапный гнев на мужчин захлестнул меня. Что они со мной сделали! Ошейник, клеймо! И этот, в цепях, – тоже горианин, только что смотрел на меня как хозяин на рабыню.
– Да, хозяин, – ответила я Борчоффу, предводителю воинов заставы Турмусовых Камней.
Подошла к пленнику, подняла на него глаза. Он смотрел в сторону.
– Хозяин боится рабыни? – спросила я. Коснулась его кончиками пальцев, лениво провела по плечу. Про себя улыбнулась. Лишь земной мужчина испугался бы рабыни. Испугался бы, смутился. Не знал бы, что с ней делать. Конечно, тут же принялся бы вбивать ей в голову, в чем заключается мужественность, превращая ее в подобие мужчины. Вот такая женщина для него безопасна. И не посмотрел бы на ее чувства, и внимания не обратил бы на то, что она женщина, ведь ее природа – какова бы она ни была – его, по существу, не интересует, главное – самому избежать ответственности. Мужчины и женщины равны – вот основной тезис, за которым прячутся слабые, запуганные мужчины. Все просто. Если женщина – не женщина, то и мужчина ей не нужен. Почему так много мужчин страшатся быть мужчинами? По-моему, ничего ужасного в этом нет.
– Ты такой большой, сильный, хозяин, – улещала я узника, – и красивый.
Он зло смотрел в сторону.
– Почему же ты не обнимешь меня, не поцелуешь рабыню? Я тебе не нравлюсь?
Ни слова в ответ.
– О, – протянула я, – ты в цепях!
Я поцеловала его руку. Он выше меня дюймов на десять, весит, наверно, вдвое больше. Рядом с ним я чувствовала себя такой маленькой.
– Давай Дина поласкает тебя, хозяин, – шептала я. – Позволь Дине сделать тебе приятно.
Я рванула зубами его тунику.
– Ты должен позволить Дине ласкать тебя, – уговаривала я. – Скоро на тебе поставят клеймо, и ты станешь несчастным рабом, как Дина. – Я разорвала зубами его тунику до пояса. Обнажилась мощная грудь. Ласково поглаживая его по бокам, я лизала и кусала его живот. – А раба могут убить всего лишь за то, что он коснулся рабыни. – Я посмотрела ему в лицо. – Дине так жаль, что скоро ты станешь рабом, хозяин.
– Я не стану рабом, – сказал он. Я озадаченно смотрела на него. Он снова отвел глаза в сторону.
Я вцепилась зубами в его тунику у пояса.
– Не надо, рабыня, – сказал он. Я испуганно отпрянула.
– Иди, Дина, – приказал вернувшийся к узнику Борчофф.
– Да, хозяин.
И я вернулась в жилище рабынь: вымыться, привести себя в порядок к вечеру.
– Приведите узника, – приказал Борчофф, вставая за низеньким столиком в зале наслаждений и поднимая кубок.
Я стояла на коленях перед мужчиной, которому только что подавала мясо. Блюдо опустело.
Музыка смолкла, девушка в желтом шелке прервала танец.
В зале – человек пятьдесят мужчин и почти все живущие на заставе девушки.
– Добро пожаловать, – этими словами встретил Борчофф введенного в зал пленника. Ноги его были скованы цепью, руки в кандалах – за спиной. На всем теле – следы побоев.
