пытаясь коснуться проходящего мимо мужчины. Да и добраться до них проще простого. Всего-то и нужно – откинуть дверцу клетки и выволочь узницу на палубу или швырнуть на парусину. «Посади меня в клетку на палубе, хозяин!» – просила я капитана во время погрузки. Взглянув на меня сверху вниз, он бросил: «Приковать ее на цепь внизу!» И меня уволокли от его ног. Я снова вскрикнула.
– Молчи! – раздался сердитый голос из другой клетки.
Я забилась на нарах. Не давали покоя корабельные вши. И ногтями до них не добраться – мешают цепи. Что за мука! Истошно крича, я извивалась на досках.
– Молчи! – снова рявкнула моя соседка. – В это время кричать не разрешается!
– А мне какое дело! – взвыла я.
И вдруг – шум. Я испуганно замерла.
Крышка люка откинулась. В трюм по лестнице спускался мужчина.
В падающем из дверного проема тусклом свете вдруг стали видны заплесневелые нары и их прелестные беспомощные обитательницы.
Мужчина огляделся.
– Вот она! Это она кричала! – Моя соседка кивками указывала на меня.
– Нет! – завопила я. – Это не я!
– Она! – не умолкала девушка.
– Да, она! – раздались другие голоса. Встал позади, на пандусе.
– Меня укусили! – Пытаясь встретиться с ним глазами, я извивалась на досках. – Пощади, хозяин! Меня укусили!
– В это время кричать не разрешается, – отчеканил он.
– Да, хозяин! Прости, хозяин!
В трюме – восемь помостов, на каждом – по шесть нар. Между помостами – узкие проходы. Со стенами трюма помосты не соприкасаются, вдоль стен и по правому, и по левому борту тоже оставлены проходы. На каждых нарах – по пять девушек. Стало быть, в трюме нас двести сорок. На помостах закреплены хитроумные сооружения из клеток и сетей. Нары, на которых лежат девушки, сложены из неплотно пригнанных досок, так что сеть беспрепятственно проходит от крыши шестых нар к основанию нижних. На каждом уровне сеть прибита планками к полу нар. Получается, что пленницы отделены одна от другой. У каждой – своя сетчатая клетка. Так что добычей пробравшегося в клетку урта станет только одна несчастная, а не пятеро. Крыша шестых – верхних – нар и основание нижних обшиты жестью, чтобы не прогрызли урты. Отсек, в котором заперта рабыня, со всех сторон защищен тяжелой прочной сетью. В ногах и в головах отсека – небольшие дверцы. Засунуть девушку в клетку и вынуть из нее можно с любого конца. Обычно ее протискивают через дверцу в изголовье; один работорговец, стоя у края клетки, прикручивает к решетке ее ноги, другой – руки, и дверцы закрывают. Девушка оказывается в крошечной прямоугольной клетке, под ней – дощатые нары, сверху – настил верхних нар, с четырех сторон отсек обтягивает сеть. Поверх нар шестого яруса – потолок. Помост покрывает крыша. Рабынь приковывают цепями, чтобы не порвали сетку, – в клетку может пробраться урт, покусать ее обитательницу, и тогда – прощай, прибыль. Или, забившись в истерике, обезумев от зуда, вызванного укусами бесчисленных корабельных вшей, девушка может расцарапаться до крови – тогда цена ее тоже упадет. Нары нижнего яруса дюймов на восемнадцатьприподняты над полом – под ними можно проползти. Обшитые жестью планки пола нижнего яруса покрыты сетью – чтобы сквозь щели не проникли урты. Проем между полом трюма и нарами открывают только днем. В общем, каждой рабыне отводится отдельная клетушка дюймов двадцать пять шириной, около восемнадцати высотой и примерно шесть футов пять дюймов длиной. Здесь она накрепко прикована цепями. Я – на нарах шестого яруса, четвертая по счету.
В изголовье лязгнула отодвигаемая дверца. Зачем он ее открыл?
– Хозяин? – выдавила я.
Отпустил дверцу, она скользнула на петлях, легла на задвижки. Не защелкнул.
– Хозяин? – снова тревожно пискнула я. Отошел. Стоит на пандусе.
– Хозяин! – завопила я в ужасе. – Я буду молчать! Ни звука не пророню! – Пытаясь взглянуть на него, я отчаянно вывернула голову – Пожалуйста, хозяин! Прошу тебя! Я буду молчать, хозяин!
Едва прикрытая дверца покоится на задвижках! В любой момент между ней и стенкой просунется острая, поросшая шерстью морда урта! Проскользнет украдкой – мгновенно, и оглянуться не успеешь, – и придется мне, беспомощной, в цепях, делить с ним клетку!
– Хозяин! – надрывалась я. – Хозяин, прошу тебя! Я буду молчать! Буду молчать!
Помедлил. Похоже, повернулся, снова идет ко мне.
– Я буду молчать, хозяин! – зашептала я. – Буду молчать, хозяин! Пожалуйста, хозяин!
Защелкнул дверцу и ушел. Люк захлопнулся. Снова тьма. В борта корабля бьют волны. Прошло несколько минут. Слышно было, как между сетчатыми перегородками на дощатом настиле завозился урт – тот же самый или другой? Проклятые вши! Я стиснула зубы. Только бы не закричать! Насколько могла, я подтянула к себе скованные цепями руки и ноги. Ни звука!
Дверцу клетки за моей головой откинули и подцепили на крюк. Я повернула голову.
– Хозяин…
Но больше ни слова произнести не удалось: между зубами ткнули острый наконечник бурдюка. Надо пить.
Но вот бурдюк убрали. Снова я попыталась заговорить.
– Хозяин!
Но теперь грубая рука сунула мне в рот горбушку хлеба из са-тарны, пропихнула поглубже.
