Он переводил глаза с меня на нее. Видно, обе нравятся.
– Деритесь! – решил он наконец.
Рыжая с визгом бросилась на меня, опрокинула на доски кусалась, царапалась. Явно крупнее и сильнее.
За волосы меня не схватить – слишком короткие. Зато я, катаясь по доскам с ней в обнимку, дергала ее за волосы' запустив в шевелюру пятерню. Орудуя кулаками, она осыпала меня ударами по голове. Вот-вот выцарапает глаза! Впилась зубами в руку. Испуганно вскрикнув, я принялась защищаться, она же, ползая вокруг меня, лупила что есть мочи. Я откатилась, закрывая руками голову. Она снова бросилась на меня. Я отвернулась. Она пустила в ход ноги. Лягнула прямо в живот! Перехватило дыхание. Я судорожно хватала ртом воздух. Она навалилась сверху, оседлала меня – рукой не шевельнуть, правой рукой прижала голову, а левой высоко, как могла, оттянула ошейник. О ужас! Полетели в стороны колокольчики, ее зубы вот-вот доберутся до горла! Вдруг голова ее откинулась – выгибая ей спину, матрос оттянул стоящую на коленях фурию за волосы. А она не отпускала, все силилась взглянуть на меня.
– Ла кейджера, госпожа! – хрипела я. – Я рабыня!
Спору нет – она выиграла. Куда мне до нее. Скорчившись я судорожно переводила дух.
– Он мой! – зашипела она. Поверженная, я опустила голову.
А она вдруг вскрикнула от боли. Дернув за волосы, матрос швырнул ее к своим ногам.
– Ты моя!
– Твоя, – испуганно прошептала она.
Держа за волосы, он поволок ее за собой. Она, согнувшись в три погибели, ковыляла рядом. На мой взгляд – потрясающая девушка. А для него – просто еще одна бабенка для забавы.
Дрожа, я поднялась на ноги. Оправила платье. Нигде не порвано.
Постояла, глядя вслед матросу и ковыляющей рядом рыжеволосой. Уж он задаст ей жару, это точно! Вот и хорошо.
Мимо меня, толкая тележку, брел раб в соединенных довольно длинной – дюймов восемнадцать – цепью наручниках. Взглянул на меня. Взбесившись, я подлетела к нему и отвесила оплеуху.
– Не смотри на меня! Я не для таких, как ты! Ты раб! Раб! Он злобно откинул голову.
– Раб! – кричала я. – Раб!
Резко обернулась. А, вот, кажется, его хозяин, торговец. Раскрасневшись от гнева, я подбежала к нему и упала на колени.
– Он на меня посмотрел! – указывая на раба, захлебывалась криком я. – Посмотрел на меня!
– Тебе разрешали говорить? – осведомился тот.
– Можно девушке говорить? – испуганно спросила я.
– Да, – разрешил он. Ободренная, я ткнула пальцем в раба.
– Он посмел на меня посмотреть.
С рабов – я знаю – глаз не спускают. Один взгляд на рабыню – и несчастному не поздоровится. А взгляни он на свободную женщину – может жизнью поплатиться.
– Он смотрел на меня.
За такую наглость по меньшей мере высекут. Красавицы рабыни – для свободных мужчин, не для таких, как он, не для рабов.
– А ты что, для него слишком хороша? – процедил торговец.
– Да. – Не надо было этого говорить. И все же я сказала.
– Оба вы животные.
– Да, хозяин, – проронила я.
– Но ты самка.
– Да, хозяин.
– А он пусть раб, но самец.
– Да, хозяин.
– А разве самец животного не выше самки?
– Выше, хозяин.
Да, самцы занимают доминирующее положение у многих видов млекопитающих. А среди приматов – у всех видов без исключения. И изменить здесь что-то можно, лишь разработав направленную на извращение законов природы обширную и сложную программу долговременного психологического воздействия.
– Тебе эта рабыня нравится? – спросил хозяин раба.
– Маленькая, – вздрогнув, пробормотал тот. Я не сводила с него испуганных глаз.
– А в общем – ничего себе, – все же признал он.
– Как думаешь, можешь ее поймать?
– Конечно, – оживился раб.
