Сегодня утром он оценивал, сколько я стою.
Сегодня утром я сделала открытие: я – шлюха. Но наверно, любая рабыня должна быть немного шлюхой, притом превосходной.
Он не спал со мной, но, когда он меня оценивал, я изо всех сил старалась ему понравиться.
Вот бы встретиться с ним еще!
А началось это так.
– Останься, Дина, – велела мне Мелина, подруга Турнуса. Остальные девушки пошли за водой. Ушел и Турнус – отправился в соседнюю деревню покупать птиц вуло. Вернется не скоро.
Мелину я боялась. Она – хозяйка. Хотела убить меня, когда у меня не хватило сил пахать. Видела меня в объятиях Турнуса. Однако в последнее время особенной враждебности ко мне не проявляла. Я думаю, для нее не секрет, что Турнус спит со всеми своими рабынями. Куда чаще меня в его объятиях оказывается Редис. Мелина наверняка это знает. Одну только Ремешок он насилует редко.
– Да, госпожа, – предчувствуя дурное, пролепетала я.
Мелина меня недолюбливает – это ясно. Но вряд ли ненавидит сильнее, чем остальных рабынь. Любимая рабыня Турнуса – не я, это всем известно. Он предпочитает женщин крупных, широкобедрых, грудастых – когда-то, до того как расплылась, растолстела, наверно, такой была и Меяина.
– Пойди-ка сюда, птичка, – стоя под хижиной, в тени между сваями, Мелина поманила меня пальцем. Я повиновалась. Она – свободная. Я – рабыня. Опустив голову, я почтительно встала перед ней на колени. '
– Сними тунику, Дина!
– Да, госпожа. – Стянув через голову коротенькую тунику, я осталась нагишом.
– Подойди к свае и встань на колени к ней лицом. Я так и сделала.
– Ближе. Колени по разные стороны сваи. Прислонись к ней животом.
– Да, госпожа.
– Нравится тебе наш поселок?
– О, да, госпожа!
– Протяни руки по обе стороны столба. Ладони вверх. Скрести запястья.
Я послушно выполнила приказ.
– Ты счастлива здесь?
– О, да, госпожа!
– Хотела бы ты уйти из нашего поселка?
– О нет, госпожа! – заверила я. А потом поспешно добавила: – Если только госпоже не будет так угодно.
Вытащив из складок одежды обрывок веревки, Мелина крепко связала мне запястья по ту сторону сваи.
– Хорошо держит? – спросила она меня.
– Да, госпожа.
Отступила на шаг, оглядела меня и скрылась в хижине. Вскоре вернулась с мотком веревки в руках. Привязала ее конец к моему веревочному ошейнику, отмотала примерно фут и закрепила привязь на столбе, на уровне моей шеи. Остаток веревки свисал со столба на землю.
Я не сводила с нее глаз.
– Ты красивая, – проговорила она. Привязанная веревкой за шею, встать я не могла.
– Очень красивая.
– Спасибо, госпожа.
Я – ее пленница. Голая, стою на коленях, крепко привязанная к столбу.
– В поселок, – сообщила она, – приехал торговец. Знаю. Туп Поварешечник. Редис мне рассказала. Я видела, как он пришел, волоча за собой ручную тележку с длинными ручками, на двух огромных колесах. Внутри тележки – множество полочек, ящичков, в них – всевозможные дешевые товары, а еще – колышки и петли, на которых подвешена всякая утварь, кастрюли, инструменты. По краям повозки – тоже ящички, в них тьма-тьмущая всякой всячины: нитки, ткани, ножницы, наперстки, пуговицы, заплаты, а еще – гребешки, сладости, травы, специи, соль в пакетиках, целебные снадобья. Чего только не было в этой удивительной тележке!
– Я приглашу его взглянуть на тебя, – сказала Мелина.
У меня екнуло сердце. Пока Турнуса нет в поселке, Мелина продаст меня!
– Уж постарайся ему понравиться, сучка, – предупредила она, – а то до конца дней твоих буду сечь!
– Постараюсь, госпожа! – обещала я. Еще как постараюсь! Когда еще выпадет возможность вырваться отсюда? Да я бы все на свете сделала, лишь бы избежать тягот деревенского рабства. Понравиться ему? Понравлюсь! Вот увидит – буду сама покорность, сама чувственность! Вдруг стало страшно. Что он за человек? Мужчины по-разному воспринимают женские уловки. Знать бы наверняка, чего ему хочется! Нет, не угадать. Безнадежно. Ну и шлюха же ты, сказала я себе. Подергала связанные руки. Откуда мне знать, какие женщины ему нравятся? Робкие, скромные – швырнул к своим ногам и изгаляйся? Или похотливые, что так и норовят пустить в ход язык? А может, дерзкие, непокорные, может, ему нравится их укрощать? А что, если он питает слабость к холодным, надменным, презрительным красавицам, что в мгновение ока
