— Ты о том соусе?
— Да, о соусе, дающем забвение. И еще о супе из белой фасоли. Стоит его кому-то попробовать, и он не может оторваться — жрет как свинья. Не в силах наесться. Мне кажется секрет в том, что в состав ингредиентов входит опиум. Но видел бы ты лицо старшего повара, когда я упомянул об этом. Разозлился не на шутку.
— Опиум? Интересно. — Марко достал обломок кости и принялся ковырять в зубах. — И что ты хочешь от меня?
— Я попытался самостоятельно кое-что выяснить и… — Я опустил глаза и добавил: — Ему это не понравилось.
— А что я тебе говорил? — Мой товарищ ткнул в меня обломком кости. — Никто никому не помогает просто так. Ему потребовался раб. — Марко в последний раз обсосал обглоданную кость, наслаждаясь остатками аромата жареного мяса.
Я обхватил руками колени.
— Когда я упомянул названия парочки особенных ингредиентов, он пришел в ярость. Просто взбесился.
— Не хочет, чтобы ты узнал что-то важное. Но это даже хорошо. Если он пользуется наркотиками и приемами магии, мы можем его шантажировать и попытаться выяснить, что ему известно о книге.
— И о любовном напитке.
Марко отложил остатки разломанной кости.
— И о любовном напитке тоже. Добудем тебе твой любовный напиток.
— Ты слышал о месте в сенате?
— А кто не слышал? — фыркнул мой товарищ. — Тайна книги в том, что в ней описывается, как делать золото. Не иначе.
Я решил затронуть еще одну тему, не дававшую мне покоя.
— В его шкафчике стоит бутыль с надписью «амарант», но переписчик сказал, что амарант больше нигде не растет. Не думаю, что я неправильно переписал. Но каким образом старший повар смог получить злак, которого нет на свете?
— Интересный вопрос. — Марко лениво выскребал паразитов из волос. — Стащи-ка немного этого состава.
— Украсть из шкафа? Право, не знаю.
— Самую малость. Так, чтобы не обнаружилось. И чуток денег.
— Я не хочу красть его деньги.
— Это не его деньги, дурья твоя голова. Они принадлежат дожу. — Марко пожал плечами. — Ровно столько, чтобы заплатить абиссинке. Ты сам сказал, что пропажу пары монет никто не заметит. Нам необходимо знать, что есть у твоего старшего повара, чтобы повести с ним разговор.
Черт! Абиссинке? Это все усложняло. Но, подумав мгновение, я согласился.
— Хорошо.
Весь следующий день я изводился от переживаний и ожидания. Ушел с головой в работу, но обдумывал предложение Марко, а синьор Ферреро решил, будто мое подавленное состояние — признак того, что преподанный мне накануне урок унижения пошел на пользу. Я старался перехватить его взгляд, заметить хотя бы подобие улыбки, намек на прощение. Моя злость прошла, и любое проявление доброты заставило бы меня отказаться от плана Марко. Мне хотелось поговорить с ним, спросить, почему он поступил со мной так жестоко. Но весь тот долгий день старший повар Ферреро обращался ко мне «мальчик» или «ученик». Посылал по делам, небрежно махая рукой, и ни разу не посмотрел в глаза. От его холодности я снова разозлился. Более того, почувствовал себя оскорбленным и убедился, что Марко прав — никому до меня нет дела.
Вечером, когда кухня опустела, настало время принимать решение. С проволокой в кармане я подошел на цыпочках к шкафу старшего повара и замер — тянул, понимая, что на этот раз готов совершить откровенное воровство. Свои вечерние обязанности выполнял с необыкновенным прилежанием, и ожидание предстоящего поступка висело в воздухе как запах куриной крови.
Покончив со всеми делами, я встал посреди кухни, размышляя, чем бы еще заняться, но все вокруг сияло чистотой и больше не требовало усилий.
Я снял медную сковороду, положил на пол и долго смотрел на дверцу шкафа. Очень хотелось повернуться и уйти в спальню. Открыть замок — значило встать на путь, где не было места старшему повару. Мне стало не по себе. Дыхание участилось, я вертел в руках проволоку. В груди неприятно подрагивало. Украсть у старшего повара — значило предать; никакого другого названия для этого не существовало. Но разве он сам не дал мне ясно понять, что я навеки останусь рабом? Не меня ли заставил убить и выпотрошить двадцать кур, а потом делать работу поденщицы только за то, что я знал два секретных ингредиента его рецептов? Яснее не скажешь, что у него нет намерений меня повышать.
Знакомый замок открылся легко. Я глубоко вдохнул и распахнул дверцу, за которой на полках стояли аккуратной линией бутыли. Потянулся за одной, но рука застыла на полпути.
— Зачем ты это делаешь, Лучано? — спросил за моей спиной старший повар.
Глава XVII
Книга роста
Выражение «попасться с красными от крови руками», то есть с поличным, видимо, ведет свое начало от ситуации, когда преступника ловили сразу после убийства и он еще не успевал смыть с ладоней кровь своей жертвы. Я попался с поличным и с красным, но не от крови, а от стыда и страха лицом.
— Я все объясню, — бормотал я, понятия не имея, как это сделать.
Голос старшего повара звучал устало:
— Только, пожалуйста, не лги мне, Лучано. Что ты творишь? Ты сошел с ума? Зачем суешь нос в дела, в которых ничего не понимаешь?
— Хочу понять.
— При помощи воровства? Я намерен научить тебя чему-то важному, а ты вот как посту наешь.
— Но вы не учите меня тому, что мне нужно. А когда я узнал что-то сам, заставили убивать кур.
— Ах вот что, куры…
— И все только потому, что я знаю два названия ваших тайных приправ?
— Они не тайные. И ты был наказан не за то, что узнал о них. Тебя наказали за способ, каким ты приобрел знания. Ты влез в мой шкаф, затем, как я полагаю, срисовал слова и дал кому-то прочитать. Так?
Я понял, что он видит меня насквозь.
— Я хотел выведать ваши волшебные рецепты. Решил, что вы не намерены меня повышать.
— Волшебные рецепты, — грустно улыбнулся синьор Ферреро. — Нельзя же быть настолько глупым!
— Но…
— Мастеру не требуется никакого волшебства. То, что кажется волшебством, — всего лишь знания. Помнишь ужин для герра Бехайма? Я воспользовался своим умением, а не магией.
Я прекрасно помнил тот ужин. И его отговорки и нежелание говорить о соусе забвения. И сказал:
— Если еда обладает властью над человеком, а вы многое умеете, это не значит, что не существует магии.
Улыбка исчезла с лица синьора Ферреро.
— Господи, ты меня испытываешь! — Пока он запирал шкаф, я лихорадочно размышлял, где мне устроиться на ночлег. И надеялся, что Марко пустит меня к себе под своды церковного входа.
— Извините, маэстро. Мне уходить?
— Не знаю.
