окрашивает каждый наш разговор. Не просите меня рассказать вам об этом, я этого не сделаю. Я ожидаю знака, что она намерена изменить свой взгляд на прошлое.
— В самом деле? — выгнул бровь Люк. — А если она изменит?
— Ну, — он понизил голос, — тогда я решился бы попросить ее руки — в третий и последний раз.
Глаза Люка едва не вылезли из орбит.
— Вы обещаете? Ловлю вас на слове. А если я приведу ее сию минуту и заставлю принести извинение и обещание?
— Нет, Люк, — печально сказал мистер Браун. — Она должна прийти ко мне сама. А сейчас я иду в Хоум-Хаус. — Когда Люк собрался что-то сказать, мистер Браун поднял руку. — Нет. Я сожалею, что вообще сказал об этом. И вы, пожалуйста, не говорите Эйте, ибо я все равно об этом узнаю. Но можно предположить, что все к лучшему, поскольку это освобождает меня от необходимости объяснять, почему я вскоре возвращаюсь в Шотландию.
Кажется, Люк был готов продолжить спор, но тут он бросил взгляд на Роуленда Мэннинга. Элизабет не сомневалась, что Люк пообщается с мистером Брауном наедине, пытаясь удержать старого друга от отъезда.
После ухода мистера Брауна в комнате воцарилось молчание. Наконец Люк бросил взгляд на Элизабет, а затем, прищурившись, на Роуленда, который стоял, подобно статуе, скрестив руки на груди.
— А правда, почему вы здесь? Чего вы хотите? — В словах герцога чувствовалось раздражение.
Элизабет поджала губы. Было такое впечатление, словно она наблюдает за тем, как черный бык бьет копытом землю перед древним огромным деревом, которое и так вот-вот рухнет.
Роуленд до сих пор не взглянул на нее.
— Я хочу, чтобы она оделась.
Она впилась глазами в Роуленда. Когда он успел заметить ее одежду?
— А дальше? — Голос герцога был обманчиво мягким.
— Я пришел передать мои поздравления по поводу ее предстоящей свадьбы.
— В самом деле? — спросил Люк. — А дальше?
— И передать ей вот это. — Роуленд вытащил из сюртука большое тяжелое письмо на пергаменте и передал его герцогу.
Когда Люк сосредоточил внимание на этом документе, выглядевшем столь внушительно, Роуленд перевел наконец взгляд на Элизабет. Она затаила дыхание. Он смотрел на нее с вожделением, несмотря на усталость, о которой свидетельствовали мешки под глазами. Затем, спохватившись, он перевел взгляд на герцога.
— Ну как? — спросил Роуленд. — Вы примете?
— Похоже, у меня нет выбора, — не без яда ответил Люк. — Кто может проигнорировать прямое приглашение, исходящее от принца-регента.
— Имею честь сообщить…
Люк перебил его:
— Ясно, что вы уполномочены. Но удивительно, что вы так быстро бросаете ее, — он кивнул в сторону Элизабет, — на тропу Пимма. Он наверняка будет там.
— Стало быть, вы не одобряете его? — спросил Роуленд, небрежно прислонившись к каминной решетке.
— Он более подходящий кандидат, чем… — Люк запнулся, — другие.
— В самом деле? Я не знал, что есть другие.
— Простите, что прерываю ваши свадебные планы, — бранчливо вступила в разговор Элизабет, — но не будете ли вы столь любезны, сказать мне, о чем идет речь?
— О приглашении остаться в Виндзор-Касл во время скачек в Аскоте, — с раздражением объяснил Люк. — Мы должны выехать завтра.
— Я хотел бы переговорить с Элизабет.
Люк громко засмеялся:
— Ни за что в жизни, Мэннинг. Я с трудом терплю то, что вы останетесь наедине с проклятой канарейкой Эйты, и уж тем более не потерплю, чтобы вы остались с одной из женщин, находящихся у меня в доме.
— Совсем недавно она была в моем доме.
— Будь вы джентльменом, вы забыли бы об этом факте с того момента, как она перестала находиться под вашей защитой.
Роуленд покачал головой.
— Сколько раз, черт возьми, я должен напоминать всем, что я не джентльмен? Элизабет, наденьте платье. Мне нужно обсудить с вами нечто весьма важное. Наедине.
У нее подпрыгнуло сердце. Возможно, он знает, каким образом вытащить ее из этой…
— Обсуждайте сейчас. Здесь, — заявил Люк с таким выражением лица, которое не допускало возражений. Роуленд внимательно посмотрел на герцога.
— Знаете, что бы вы обо мне ни слышали, все это правда, — медленно произнес он.
— Вы забыли, что я отнюдь не понаслышке знаком с вашим характером, Мэннинг? Было дело, когда вы заставили вашего единокровного брата скрываться, а затем было дело о подкупе графини, не говоря уже о вашем тогдашнем желании освободить меня и других от той мелочи, которую мы называем жизнью.
— Да, вы оказались в моем кабинете в три часа утра, чтобы тайком забрать состояние графини. — Он тяжело вздохнул. — Слушайте, если вам так чертовски интересно то, что я должен сказать Элизабет, вы можете остаться.
— Как будто я нуждаюсь в разрешении остаться в своем собственном доме, — сухо произнес Люк, усаживаясь в смешное дамское кресло, которое оказалось рядом. — Так давайте.
Элизабет задержала дыхание и заметила, что Роуленд испытывает неловкость. Таким она видела его впервые.
Некоторое время он изучал свои ногти.
— Мне нужен рецепт вашего хлеба с орешками. Элизабет вздрогнула от неожиданности.
— Понимаете, надвигается Аскот, — сказал Роуленд. — Мне необходим стимул для конюхов.
Брови Люка поползли вверх.
— Да, разумеется. — Элизабет подскочила к секретеру и быстро нацарапала гусиным пером рецепт. — А новая кухарка не знает? — Она постаралась произнести это как можно тише.
— Нет, — бесстрастно ответил Роуленд.
— Вы хотите, чтобы я вернулась и помогла вам?
Двое джентльменов заговорили одновременно, лающий окрик Люка перекрыл согласие Роуленда.
— Ни в коем случае! — решительно заявил Люк. — Да вы с ума сошли! Элизабет, сейчас весь Лондон следит за каждым вашим перемещением!
— Я знаю, но у меня долг перед мистером Мэннингом, — возразила она.
— Тут полностью виновата она, — с еле заметной улыбкой сказал Роуленд. — Она уволила мою кухарку, которая до прихода мисс Ашбертон вполне меня устраивала.
— Я не увольняла кухарку. Ее уволил Лефрой.
— Довольно! — раздраженно сказал Люк. — Элизабет, вы должны заниматься тем, чем занимаются леди, отправляющиеся завтра в Виндзор. А вы, сэр, найдете себе другого разнесчастного повара. И еще одна просьба, Мэннинг. — Кажется, теперь настала очередь Люка почувствовать смущение.
— Да?
— Если вам удастся выиграть Золотой кубок, считайте меня своим должником.
Роуленд улыбнулся, напомнив лису, которая оказалась в нескольких дюймах от еды.
— И что это вам дает?
Испытывая явную неловкость, Люк провел ладонью по черной шевелюре.
— Элизабет, вероятно, вам следует оставить нас для…
— Простите меня, но… ни за что. — Элизабет засмеялась, поскольку она произнесла то, что не осмелился бы сказать ни один гость герцога. Жизнь на грани бедствия, похоже, растворила последние остатки ее природной благовоспитанности.
