мать приготовить к вечеру мясной пудинг.
– Мясной пудинг?
– Дело в том, – наставительно произнес Йеркель, – что Роберт – мой старший брат. – С этими словами он вошел в главные ворота Тауэра.
– Ясно, – неуверенно протянула Дини, на секунду представив себе мать Йеркеля и Роберта, занятую приготовлением пудинга. – А нельзя ли у него спросить, в какой камере герцог Гамильтон?
Йеркель пожал плечами, передал ей вожжи от своей лошади и снова вернулся к брату. Обменявшись с ним несколькими фразами, он подошел к Дини:
– Мой брат говорит, что герцог Гамильтон скорее всего или при дворе короля, или у себя в поместье, в маноре Гамильтон.
– Нет, нет, – торопливо заметила Дини, – передайте брату, что мы абсолютно уверены: герцог Гамильтон здесь!
– Мой брат утверждает, что нет.
– Я ни в коем случае не хотела его обидеть, – заявила Дини, смерив взглядом мощную фигуру Роберта, – но он может просто не знать всех заключенных.
Йеркель пожал плечами:
– Все возможно.
– Ну что ж, – вздохнула девушка, – пора приступить к бритью узников.
– Мы будем брить только лица, – предупредил цирюльник. – Не стану я брить мужские ноги. Или руки, – добавил он, помолчав.
Решив таким образом проблему бритья к удовольствию Йеркеля, они приступили к поискам Кита.
– Гамильтон! А ну-ка пошевели своими костями! При звуке этого голоса Кристофер вскочил со своей подстилки и услышал приближающиеся тяжелые шаги и клацанье меча герцога Саффолка.
– Значит, он сказал тебе, Саффолк? – осведомился Кит. – Этот твой жизнерадостный тюремщик? Я ведь грозился убить тебя, проклятый ублюдок, и с удовольствием выполню обещание.
– Брось, Кит. Сейчас не время для угроз. – Замок щелкнул, и в подземелье стало светлее. – Твоя кузина в Тауэре.
– Что случилось? – Гнев Кита испарился, стоило ему выйти на свободу. Он шел по коридору вместе с Саффолком, не обращая внимания на глядевших на них в немом изумлении слуг.
– Должен извиниться перед тобой, мой друг, – вздохнул Саффолк. – Я-то всего-навсего хотел помочь вам обоим.
– Лучше объясни, что случилось?
– Я похитил тебя и привез сюда, в свой дом, как ты уже, наверное, догадался. При дворе ходили слухи, и весьма упорные, что твоя очередь сразу за Кромвелем и в самое ближайшее время тебя упекут в Тауэр. Я решил спрятать тебя. Действовать надо было быстро, пока король оставался в Ричмонде.
– Ты предупредил Дини?
– Нет. Увы, я недооценил ее, Кит. Мне казалось, что незнание поможет ей лучше справиться с ролью страдающей родственницы.
– Бедная Дини, – пробормотал Гамильтон, мигая не то от солнца, не то от слез. – Теперь о Тауэре, Чарлз. Скажи мне, как и за что ее арестовали. – Он изо всех сил старался, чтобы голос звучал спокойно.
– Но ее никто не арестовывал! Кит замер как вкопанный:
– Что ты сказал?
– Она решила штурмовать Тауэр, Кит. Ворвалась туда с целой армией брадобреев, и все для того чтобы освободить тебя.
– Ворвалась в Тауэр? Идиотизм, сумасшествие…
– Вот твоя лошадь. Прости меня, Гамильтон. Я сделал то, что считал нужным.
Кит, чье лицо превратилось в напряженную маску, остановился и вдруг улыбнулся Саффолку:
– Я знаю, что ты хотел как лучше. Если бы ситуация сложилась по-иному, думаю, что мы – вот как сейчас – поспешили бы из моего, а не из твоего дома.
В сопровождении небольшой вооруженной свиты друзья выехали на дорогу, и группа всадников помчалась по направлению к Лондону.
Они и в самом деле побрили дюжины две узников, никак не меньше. Некоторые из несчастных так и не поняли, что с ними делают. Один кинулся в драку, заметив приближающегося к нему Йеркеля со сверкающей бритвой в руке. Лишь после бритья он окончательно успокоился, поняв, что его вовсе не собираются пытать.
Дини пришла в ужас от условий, в которых содержали пленников. У некоторых, правда, был недурной стол и даже некоторые предметы обстановки, но Дини вскоре поняла, что это так называемые «новички». С прошествием времени о них забывали даже члены семей, и узники проводили время в ужасной скуке и нищете.
За любой дверью мог оказаться Кит, поэтому девушка замирала всякий раз, когда похожий на статую Роберт распахивал перед ней дверцу очередной темницы.
Когда этот молчаливый страж привел Дини в угловую камеру, она поняла, что поиски могут обернуться неудачей. Впрочем, стоило Роберту достать большой ключ и отворить массивную дверь, как надежда вспыхнула в ее сердце с новой силой. Эта камера оказалась больше предыдущей. В центре стоял большой, заваленный бумагами стол.
– Кит? – позвала Дини, цепенея от страшного предчувствия.
Ее голос отразился эхом от каменных стен и прозвучал незнакомо и до смешного слабо. В ответ из темного угла послышалось зловещее хихиканье.
– Кто здесь? – спросила она, но ответом ей был все тот же мерзкий смешок.
Из мрака выступил человек. Дини невольно попятилась, но тут пленник заговорил:
– Мистрис Дини? Как любезно с вашей стороны навестить опального друга. Прошу извинить за убожество обстановки.
– Кромвель? – не сказала, а скорее прошелестела Дини.
– Он самый.
Теперь, когда глаза привыкли к темноте, она и сама могла убедиться, что перед ней бывший министр. Он по-прежнему носил богатый придворный костюм, хотя на дорогой ткани уже виднелись пятна от сальной свечи и потеки грязи – свидетельства пребывания в темнице.
– Мне очень жаль, что так получилось, – пробормотала Дини.
Цирюльники, пришедшие вместе с ней, не отважились войти в камеру Кромвеля, хотя Роберт и другие стражники наблюдали за опальным вельможей и Дини с равнодушием хорошо знающих тюремные порядки людей. Девушка собралась уходить, но тут ее остановил вопрос Кромвеля, брошенный ей в спину:
– Что привело вас в эту обитель скорби? Ведь вы, насколько я понимаю, все еще на свободе.
– Я, собственно, уже собиралась уходить.
– Как мило. Вы, стало быть, решили прогуляться по Тауэру и заодно навестить старого знакомого?
Дини подошла к двери, но Кромвель снова остановил ее:
– Подождите! – В его голосе слышалась самая настоящая мольба. Дини почувствовала себя увереннее, оказавшись в непосредственной близости брадобреев, которые деловито обсуждали, куда двинуться дальше, и ей захотелось узнать, что на этот раз придумал опальный вельможа.
– Как поживает королева? – между тем спросил Кромвель. – Знаете ли, я очень сожалею о ее судьбе, – продолжал он, тем самым отвечая на невысказанные подозрения Дини. – В сущности, я не собирался обманывать короля, равно как и причинять вред этой невинной овечке из Клева. Я искренне хотел, чтобы эти двое нашли свое счастье.
Кромвель подошел к столу, где были грудой навалены бумаги.
– Король заставляет меня работать даже здесь, требует, чтобы я нашел веские причины для признания брака недействительным. А они, к сожалению, имеются. Я сделаю эту работу и надеюсь, что король затребует документы, составленные мною. Я уверен, что, даже находясь в Тауэре, могу быть королю полезным. И не только королю.
Кромвель настолько погрузился в собственные мысли, что, казалось, забыл о присутствии Дини, и тогда она кашлянула, чтобы привлечь его внимание.
Тот поднял на девушку неожиданно ясные, не замутненные мирской суетой глаза.
– Пообещайте мне одну вещь, – мягко сказал он.
– Что я должна вам пообещать? – Дини разрывалась между острым желанием уйти и дослушать это своеобразное политическое завещание.
– Пообещайте, что не оставите королеву своими заботами. Я предпринял кое-какие шаги, обеспечивающие ее благосостояние в случае развода. Скажите Анне, чтобы она не ссорилась с королем, не требовала от него слишком многого. Конечно, ей придется перенести минуты унижения и горечи, но лучше унижение, чем смерть. Король желает добиться развода любой ценой и поэтому не станет слишком скупиться. Если соглашение между Генрихом и Анной Клевской будет подписано, он вряд ли станет менять его пункты по прошествии времени.
Дини внимательно посмотрела в лицо Кромвелю. Тот выдержал ее взгляд, и тогда она поверила, что намерения врага чисты.
– Я передам ваши слова королеве, – сказала она.
– Благодарю вас.
Прежде чем уйти, она задала Кромвелю вопрос, который давно ее мучил:
– Скажите, отчего вы проявили столько жестокости по отношению ко мне и Киту?
– Я вас не понимаю.
– Я спрашиваю, почему вы хотели убить герцога Гамильтона? Зачем вы пытались нас разлучить?
Некоторое время Кромвель молчал, обдумывая ее слова. Потом проговорил:
– Собственно, причинять вам с Гамильтоном вред не входило в мои намерения. Зато в мои намерения входило потрафлять капризам Генриха. Король невзлюбил свою жену, следовательно, я должен был предоставить ему другую женщину. И для этой роли – роли королевской фаворитки – вы подходили как нельзя лучше. Впрочем, это дело прошлое. Мне не удалось осуществить свой план, этому помешали вы, мистрис Бейли, и герцог Гамильтон.
– А он здесь, в Тауэре?
– Нет. По крайней мере насколько мне известно. – На лице Кромвеля появилось выражение неподдельного удивления, но потом он снова вернулся к излюбленной теме, то есть к своим нынешним горестям. – Я старался изо всех сил ублажить своего короля. У кардинала Уолси я научился, как толковать закон в угоду повелителю. К сожалению, я не выучил главный урок: за всяким взлетом следует падение. Я не сделал вывода из падения
