— Как видите, я сейчас в затруднении, но мне необходимо пересилить мою природную скромность и попросить одного из вас, господа, об одолжении — дать мне свои ботинки, чтобы я смог явиться в них на завтрак в дом господина Шадли, самого богатого фермера в этих местах, как я уже имел удовольствие сказать. А вам, странникам, будет это зачтено, поставлено только в заслугу. Ведь ваша участь — давать обеты, приумножать веру, сносить унижения…
— Вы правы, мэтр Уасем, — смиренно согласился тот, что повежливей.
— …и вам это зачтется! — уверял их Уасем в пылу красноречия.
Не теряя времени, один из странников начал разуваться.
— Возьмите мои ботинки, прошу вас!
— Ты что, тронулся? — прошептал ему другой. — Что ты делаешь?
И хорошенько получил за свое сомнение локтем в бок от послушного почитателя Уасема.
— Ай! — взвизгнул он. — Ну и отдавай свои чеботы, если хочешь, дурак! Зачем же мне-то мять бока?
А Уасем протянул руки за ботинками, не очень-то заставляя упрашивать себя, и цепко схватил их.
— Спасибо, друг мой, спасибо, мой замечательный друг! — воскликнул он в избытке признательности. — Когда сердце самого простого из смертных чисто и прозрачно, как родниковая вода, то в нем отражается озарение божье. Я дарю вам эту мысль.
Странник скрестил руки на груди, ответив:
— Я вам смиренно признателен, мэтр, и весьма смущен… — Потом подошел к своему дружку и толкнул его в бок: — Скажи-ка и ты, тупица, спасибо великому ученому Уасему!
Типчик послушно поклонился несколько раз и пробормотал:
— Спасибо, великий ученый Уасем! Спасибо, великий ученый Уасем!
Простирая над ним свою длань, Уасем милостиво изрек:
— О великодушный, о замечательный народ!
Снявший с себя ботинки сказал, посмеиваясь:
— На этот-то раз вы не дадите себя обокрасть?
— Я буду их хранить как зеницу ока! — Эрудит нежно прижал ботинки к своей груди.
— Прекрасно! — сказал субъект. — Надо быть весьма хитрым, чтобы суметь утащить их!
С видом довольным, но утомленным Уасем сообщил своим новым друзьям:
— А теперь мне надо бы отдохнуть, прежде чем предстать утром перед господином Шадли к завтраку.
— Вы правы, спокойной ночи, доблестный муж! — пожелал ему один.
— Спите спокойно, великий ученый! Спите спокойно! — пожелал другой.
После чего оба приятеля продолжили свой путь и скоро исчезли во мраке ночи, но еще некоторое время было слышно, как они переругивались.
Уасем махнул рукой, показывая этим, что они уже его не интересуют. Потом внимательно осмотрел освещенное фонарем пространство и наконец вновь улегся на прежнее место перед порталом. Ботинки, посланные ему небом, он прижимал к груди, да так и уснул, блаженно улыбаясь, будто уже видел во сне свой завтрак, ждавший его по пробуждении.
«Странники», конечно, за ним наблюдали, укрывшись во тьме, и, как только он заснул, были тут как тут. На цыпочках они приблизились к нему, надвинув капюшоны прямо на глаза.
Но вернулись они сюда уже не одни. Чуть позади них и тоже с предосторожностями шла старуха. Инстинктивно почуяв опасность, приятели молниеносно обернулись. Увидев старуху, сделали вид, что узнали ее, и каждый поднял свою палку. Женщина быстро зашагала обратно. Все происходило в глубоком молчании. Оба типа стояли поначалу как завороженные. Потом пришли в себя и стали вновь приближаться к спящему.
Подойдя к Уасему, они склонились над ним. Затем выпрямились и сделали друг другу знаки. С беспримерной ловкостью один из них вытащил из-под полы своего плаща небольшой мешок и быстро надел его на голову Уасема, лишив его возможности сопротивляться. И пока эрудит испускал приглушенные мешком крики и отбивался от державшего его, другой в мгновение ока раздел Уасема, освободив его от всей имевшейся на нем одежды. Минуту спустя никого уже не было видно на фоне зияющей черноты окрестных полей.
Оставшись в одних подштанниках, Уасем юлой крутился на месте, издавая какие-то нечленораздельные звуки, и только когда ударился головой о колонну портала, подумал, что нужно избавиться от мешка, надетого ему на голову. И тогда уж закричал во всю мочь:
— Ко мне! На помощь! Держи вора! Убивают! Меня ограбили! Раздели! Мои ботинки! Одежду! Золотые часы! Все забрали! Ничего не оставили! Меня зарезали! О! Ко мне!
Крики его были услышаны: тотчас двое каких-то молодцев появились перед ним.
— Что здесь происходит? — спросил один.
— Отчего весь этот гвалт? — сказал другой.
Их вид менее всего внушал доверие. Но Уасем должен был довольствоваться и этими спасителями, которых послала ему ночь.
— На меня напали бандиты, господа. Они обчистили меня полностью! Взяли у меня буквально все! Посмотрите, в каком я теперь виде. Они меня убили! Меня — благородного, образованного человека, знаменитого Уасема! Друга князей и…
— Ну а нам чего осталось? — перебил его тот, что был пониже ростом и покоренастее.
— Как что? Я не понимаю.
— Что у тебя осталось для нас?
— Да ничего, сами видите. Оставили мне только кожу да…
— Так, значит, для нас — ничего? — прогромыхал тот, что был повыше и у которого был ужасный бас. — Ты не врешь?
Уасем, вообще-то обладавший звучным и хорошо поставленным голосом, теперь, казалось, просто что-то тоненько пропищал:
— Вот поймайте вначале моих воров, а там, когда портал, который сейчас закрыт, откроется…
— Ах ты, пес-пустобрех, на-ка, получай! — ответил ему громила, и его здоровые кулачищи забарабанили по голове и физиономии Уасема. Этому примеру, не сочтя его недостойным подражания, последовал и другой молодчик, и оба вурлагана, подбадривая себя криками: «На, получай, скупердяй! На тебе, скряга!», откликнулись таким образом на просьбу Уасема о помощи, осыпав его градом тумаков. Жалобы его — даже искренние — теперь уже не помогали, а только еще больше, пожалуй, разжигали злобу тех, кто его бил. Но он все равно продолжал вопить:
— Ой, моя головушка! Ай-ай, бедро! Ой, ухо! Ах, ребра! У-ух!
Его стоны стали в конце концов похожи на плач ребенка, на крик новорожденного. Он повалился на землю и больше не двигался. Молодчики поворачивали его во все стороны, ощупывали, обшаривали, снова искали, где только можно.
— С этого кретина ничего не возьмешь, — сказал в заключение один из них.
Они так и стояли над ним и угрожающе смотрели на него, не зная, кажется, что теперь делать после такой неудачи.
Через какое-то время бас проворчал, констатируя факт:
— Кажется, мы его прихлопнули. На этот раз перестарались.
— Ты думаешь? Но он еще дышит.
Тот грубо захохотал, не веря:
— Где ты видишь, что он дышит? Тебе мерещится!
Но низенький не сдавался:
— Да говорю тебе, что он дышит! Он даже пошевелился!
— Давай смываться отсюда! Лично я думаю, что он отдал концы.
Верзила уже развернулся, чтобы бежать, но приятель удержал его:
— Да подожди ты минутку!
— Зачем? Чего тебе еще от него надо? Может быть, ты надеешься, что эта старая перечница
