думает. Гаррилсон считает, что инфаркт Джеральда подстегнул его сексуальный аппетит и полиция штата согласна с ним, потому что Джон Гаррилсон в своем деле лучший эксперт. За исключением, разве что, нескольких циников, которые про себя считают, что ты, возможно, разыграла из себя Саломею и дала Джеральду умереть».
«А как ты считаешь?» — спросила я Брендона.
Может быть я намеревалась смутить его таким прямым вопросом, при том что часть моего сознания сомневалась в том, что на свете существует нечто, подвластное человеческому разуму, что может смутить такого типа как Брендон, но на самом деле причина моего вопроса была несколько другой. Мне просто нужно было узнать, что он обо всем этом думает. Брендон улыбнулся мне в ответ. «Допуская, что у тебя хватит воображения для того, чтобы срежессировать ситуацию, в которой ты сможешь безнаказанно остановить моторчик Джеральда, я глубоко сомневаюсь в том, что ты не заметила бы в своем сценарии изъян, вследствие которого ты мучительно умираешь прикованная наручниками к кровати. Нет, Джесси. Как бы там ни было, но я уверен в том, что все между тобой и Джеральдом произошло именно так, как ты это рассказала мне. Я могу быть с тобой откровенным?»
«Только этого я все время и добиваюсь», — ответила я ему.
«Отлично. Я работал с Джеральдом, мы были приятелями, но было b фирме и много таких, кто его едва знал. Я знал о том, что полная власть над ситуацией — это любимый конек Джеральда. И меня ничуть не удивляет, что от вида женщины, прикованной наручниками к кровати у него вполне могли зашкалить все стрелки.
Когда он сказал это, я быстро взглянула на него. Был вечер, в палате горел только ночник в голове моей кровати, Брендон сидел спиной к свету, но я была уверена в том, что мой знакомый адвокат Брендон Милерон, Самая Молодая и Хищная Акула в Законническом Бизнесе в Нашем Городе, покраснел.
«Если я обидел тебя, извини», — проговорил он и голос его прозвучал неожиданно неловко.
Я готова была расхохотаться, потому что мой знакомый друг Брендон внезапно показался мне похожим на восемнадцатилетнего мальчика, только что окончившего школу.
«Ты ничем не обидел меня, Брендон», — сказала я.
«Вот и хорошо. Мне сразу стало легче. И тем не менее дело еще не закрыто и задачей полиции по сию пору является нарыть тут как можно больше улик, чтобы списать на тебя все смертные грехи — в частности то, что ты, как будто бы всегда планировала на шаг дальше и сердечный приступ твоего мужа, не просто несчастный случай».
«Но я понятия не имела о том, что у Джеральда больное сердце!» — воскликнула я. «То же самое можно сказать и о страховых фирмах, потому что, если бы они имели представление о состоянии сердца Джеральда, то ни за что не выдали бы такие полисы, верно?»
«Страховые компании страхуют любого, кто способен заплатить достаточный страховой взнос», — ответил мне Брендон, — «а что касается страхового агента Джеральда, то тот ни разу не видел своего клиента прикуривающим одну сигарету от другой или льющим виски за воротник. В отличие от страховщика, ты все это видела. И откровенно говоря, нельзя было не догадаться, что у такого человека что-нибудь, да окажется не в порядке. И скорее всего не в порядке окажется сердце. И копы это тоже знают. Вот что они говорят по этому поводу: „Предположим, что эта дама пригласила в свой дом на озере приятеля и ничего не сказала мужу — может такое случиться? Предположим далее, что этот приятель спрятался в шкафу и выскочил оттуда с диким криком, в самый подходящий, точнее сказать самый неподходящий для мужа момент“. Если копам удастся добыть этому хотя бы малейшие доказательства, то твое дело сразу станет дрянь, Джесси. Потому что при некоторых обстоятельствах выскочить с криком из шкафа и испугать человека равносильно предумышленному убийству первой степени. То, что два последующих дня ты провела прикованная наручниками к кровати и для того чтобы освободиться, в конце концов наполовину содрала себе с руки кожу, как будто бы свидетельствует против любого умысла, но с другой стороны сам факт присутствия в деле наручников вроде бы свидетельствует об обратном… если смотреть на дело с точки зрения извращенного полицейского ума. Как-то все больно гладко выходит, ты понимаешь меня?»
Я пораженно уставилась на Брендона. У меня было ощущение женщины, с жаром танцующей вальс и внезапно осознавшей, что она находится на краю пропасти. До сих пор, глядя на лицо Брендона, составленное все из изломов и углов света и тени, падающих от моего ночника, я лишь однажды подумала о том, что в голову полицейских чинов может прийти мысль о том, что я заранее спланировала убийство Джеральда, полагая всегда, что подобное можно рассматривать только как не слишком удачную шутку. Слава Богу, что мне ни разу не пришла в голову мысль шутить на такие темы с копами, Руфь!
«Понимаешь теперь, Джесси», — сказал мне Брендон, — «почему в твоем положении о твоих подозрениях насчет присутствия третьего лица в доме лучше молчать?»
«Да», ответила я. «Спящую собаку лучше не будить, да?»
Как только я сказала это, я вспомнила проклятого бродячего пса, тянущего Джеральда по полу, ухватив зубами за предплечье при этом я даже представляла себе лоскут кожи, оторвавшийся и теперь лежащий на морде у собаки. Кстати говоря, дня через три копы загнали бедную псину — нашли ее логово под лодочным домиком Лагланов в трех милях по берегу озера от нас. Там же был обнаружен приличный кусок Джеральда, из чего можно сделать вывод, что псина по крайней мере еще раз наведывалась в дом после того как я шуганула ее светом фар мерседеса и гудком. Копы пристрелили пса. На нем был поводок с бронзовым брелоком — к сожалению не государственный жетон регистрации домашних животных, по которому можно было бы попытаться найти его хозяев, а сувенирный брелок с выгравированным именем «Принц». Принц, можешь себе представить? Когда констебль Тигартен пришел ко мне и сказал, что собаку застрелили, я испытала удовольствие. Я была рада об этом слышать. Я никогда не пыталась обвинять собаку в том, что она натворила псине пришлось не слаще, чем мне — но испытала от этого известия удовольствие и я довольна по сию пору, Руфь.
Но мы уклоняемся от главной темы — я рассказывала тебе о том, что сказал мне Брендон после того, как я поведала ему о незнакомце в нашем с Джеральдом озерном домике. Он согласился с моим мудрым замечанием о том, что спящую собаку все-таки лучше не будить. Я подумала, что смогу пережить это — огромным облегчением было уже просто поговорить с кем-то — но к тому, что все останется навсегда под спудом, я не была еще готова.
«Доказательством всему является телефон», сказала я Брендону. «Когда я выбралась из наручников и попыталась связаться с кемнибудь по телефону, он оказался мертв, как Эйб Линкольн. Как только я обнаружила это, то поняла что во всем была права — в доме на самом деле кто-то побывал и этот кто-то предусмотрительно перерезал провода, выбрав для этого удобное место на улице. Вот почему я приложила столько усилий для того, чтобы как можно скорее убраться из дома и спастись на мерседесе. Ты представить себе не можешь, Брендон, до чего страшно становится, когда ты обнаруживаешь, что осталась одна в лесу и в доме твоем вот-вот может появиться непрошеный гость».
Брендон улыбнулся в ответ, но на этот раз в его улыбке было очень много от той штампованной улыбки победителя, которая появляется на губах у мужчин, когда те думают какие же эти женщины все дурехи, и что давно пора бы отобрать у них избирательные права и запретить по закону покидать дома без провожатых. «Значит ты проверила один единственный телефон и решила, что провода перерезали, так? Для того, чтобы так решить тебе было достаточно снять трубку с одного телефона — в спальне?»
По сути дела в доме тогда случилось не совсем то и не в том была суть, но все равно я согласно кивнула, частично потому, что это было легче, чем пускаться в объяснения, а по большей части потому, что с мужчиной становится очень тяжело говорить, когда на его лице появляется такого вот сорта улыбка. Она словно бы говорит: «Ох уж эти женщины! И жить с ними невозможно и пристрелить нельзя». Если ты не сильно изменилась за прошедшие годы, Руфь, то ты должна понять о какого сорта мужчинах я говорю. Все чего я в тот момент хотела, это чтобы наш разговор на этом и закончился. Ты способна понять, что дальше говорить просто было бесполезно.
«Телефон был отключен от розетки, только и всего», сказал Брендон. К тому времени его голос был похож на голос мистера Роджера, объясняющего, что под кроватью действительно находится нечто, ужасно напоминающее чудовище, но вот только на самом-то деле никакого чудовища там нет и не было. «Джеральд выдернул телефонную вилку из стенной розетки. Ясно, что он не хотел, чтобы его выходной день — принимая во внимание его планы относительно наручников — внезапно был испорчен каким-нибудь звонком из офиса. И потому он выдернул вилку из розетки в гостиной, но телефон в кухне был включен и
