– Тидид, я с тобой?!
– Нет. Ты нужен мне в другом месте. Мне понадобятся корабли, лодки... Через неделю – под Аргосом. Если придется бежать.
Тебе не придется бежать. Я буду в Арголидской гавани не через неделю – четыре, может, пять дней. Я подыму море. Я, Одиссей, сын Лаэрта-Пирата, набью гавань кораблями, словно тыкву – семечками. Критянин, ты с нами?
Да, трогает серьгу Идоменей.
...и восток Пелопоннеса вздрогнул, когда 'пенное братство' упало под Аргос.
А к вечеру на берег прискакал гонец от Диомеда: хитрец-Атрей перехитрил сам себя, пав от руки брата-Фиеста. Войско бросило гордого Агамемнона, с осиротевшим микенцем остались лишь гвардейцы личной охраны.
Агамемнон сдал город без боя.
Война усмехнулась, прячась в нору.
Домой!
Жидкие лоскутья облаков болтались над головой. Вода морщилась спросонок, меняя цвет с темно- серого на серо-зеленый; кудрявясь, гребни волн притворялись невинными овечками, только и ожидая минуты, чтоб зарычать и ринуться зубастой стаей на оплошавшего морехода. Казалось, природа застыла в недоумении: становиться грозной было лень, а оставаться милой – скучно.
Пауза предчувствия.
– Кто учил тебя говорить по-критски? – спросил Идоменей.
Я пожал плечами. Никто. А разве я говорю по-критски? Мы сидели на кормовой полупалубе, застеленной мягким ковром, а поверх – льняной простыней. Рядом с судовым алтарем. Который у критянина почему-то располагался не на носу, как у всех, а на корме.
Болтали о пустяках.
Скоро – Итака.
– Я еще в Спарте заметил, – голос критянина был певуч, напоминая свирель. – Ты переходишь с наречия на наречие, словно портовая блудница – от мужчины к мужчине.
– Да? – спросил я, зевая. – Не знаю. Я всегда так говорил. У нас на пастбищах всегда так говорили. С детства привык: у каждого предмета – несколько имен. Разных. Мои пастухи...
– А-а-а... – критянин кивнул, как будто ему все стало ясно. – Твои пастухи. Ты ведь и не хромаешь, да?
– Не хромаю.
– А эти ослы... с которыми ты на мечах!.. они все угадать пытались: на какую ногу?! Я смеялся...
Было в нем что-то... древнее. Бычье. Я еще удивился: откуда явилось сравнение? Смуглый, звонкий танцор, талия вот-вот переломится; манеры потомственного аристократа, юбочка в желто-черную полоску – шершень! оса! откуда бык?! И все-таки: высокий лоб с залысинами, наклон головы... ленивая повадка, прячущая скрытую мощь. Плохо иметь такого врагом.
– Ты нас спас, – темные пальцы тронули серьгу. – Всех. Словно за руку вывел. Как твой отец – аргонавтов. Я из рода Миносов, у нас плохо умеют быть благодарными. Но я умею.
Сперва я пропустил часть слов мимо ушей. Чайки бранились над головой, вдалеке, лоснящимися тушами, резвились дельфины. Как отец – аргонавтов. Как отец...
– Я с малых лет в море, – бросил Идоменей, отворачиваясь. – Мне едва тринадцать стукнуло, когда он пришел и попросил перевезти его на Скирос. Мы тогда в Оропском порту стояли.
– Кто – он? Мой отец?
– Нет. Тезей, убийца Минотавра.
– Убийца Минотавра... – слова были сладкими на вкус. Наверное, это здорово, когда тебя вспоминают после смерти, говоря с уважением: убийца Минотавра... ну, вы понимаете!.. того самого...
Критянин дернул щекой:
– Ты не понял. Минотавр – мой дядя. Родной. И Тезей его убил. А еще он убил Девкалиона, моего отца. Ты ничего, ничего не понял. Герой Тезей – мой кровник. Был.
Стало зябко. Холодные пальцы забрались за шиворот, пробежались вдоль хребта шустрыми сороконожками. Кожа покрылась пупырышками. Я молчал, не зная, что ответить. Посочувствовать? перевести разговор на другое?
– Я хотел убить его. По дороге на Скирос. Но он раньше узнал, кто я. И сразу подошел. Сказал: убей меня, малыш. Утоли жажду. Сказал: я уже бывал в Аиде, мне не страшно возвращаться. И жить – незачем. Убей; отомсти. Вот меч.
– А ты?
– А что я? Не смог я. Он, знаешь, какой был? – седой. Пустой. Треснувший кувшин. Его из Афин выгнали, отовсюду выгнали. Так и просидели с ним до самого Скироса, на корме. Разговаривали. Он мне тогда и про аргонавтов рассказал, и про твоего отца...
– Что? что он рассказывал?!
– Да разное... – хлопнули ременные шкоты, от мачты сильней запахло мокрой сосной. – Понимаешь, они на 'Арго' сперва кормщиком избрали Тифия. Да только этот Тифий в годах был. Умер еще на полпути в Колхиду. И некий Анкей взял на себя обязанности рулевого. А когда пришлось из Колхиды уносить ноги, он и
