Не этого ли я хотел, не об этом ли мечтал, сам еще не зная?!
– Лаэртид, ты придумал?
Звон утихает, гаснет в отдалении. Где драконы? где черная тень? крылья злые, кожистые – где?!
Смех.
Не злорадный, не зловещий – искренний, веселый.
Кто это?
Ох, плохи мои дела: это же
– Правильно! Слава Тиндарею!
– Поможем, крови не пожалеем!
– Клятва, богоравные! Клятва!
Медь
Долго и счастливо.
– Клятва! Клятва!
– На коне, на крови!
– Клятва! Клятва-а-а!!!
Вороного коня Тиндарей заранее приготовил. Хоть тут не оплошал. Прости, вороной, тебя я тоже люблю, но когда стоит выбор, кого принести в жертву... Всегда приходится жертвовать чем-то.
Лучше – конем.
Интересно все-таки, кого выбрала Елена? Или это басилей за нее выбирал?
О боги!
Страшная, дикая мысль: только не меня!!!
Нет, Тиндарей, ты, конечно, трус и завистник, и, наверное, пакостник еще тот, но ты не посмеешь! ты цепляешься за жизнь руками и ногами! А я за такие шутки и придушить могу, от большой любви!
Короткий, отчаянный вскрик.
Неужели это – конь?!
О боги, пусть он будет последней жертвой на этом проклятом сватовстве!
Услышьте меня, боги!..
ЭПОД
Едва уловимо – намеком, лукавым мерцанием – небосклон начинает светлеть. Зеленая звезда, тебе надоело подглядывать? ты отправляешься спать? Да. Спряталась. Пока еще не за край земли. За ветви старой смоковницы. Если пройти в дальний конец террасы, звезду еще можно увидеть. Но мне лень идти в дальний конец террасы. Я и так знаю, что зеленый глаз там: спрятался в переплетении ветвей, словно в тени ресниц.
Я уже не засну. Скоро рассвет.
Скоро Троя.
Завтра моя звезда, отдохнувшая за день и полная сил, вновь взойдет на пепелище ночи. Она вернется. Это неизбежно.
Как неизбежно другое: я вернусь.
Ледяной иглой пронизывает озарение: моя Итака – лишь малая звездочка в бескрайних просторах, зеленая песчинка в море, и больше в этом море-небе нет никого и ничего – ни других звезд-песчинок- островов, ни Большой Земли, ни Трои, замершей в ожидании. Никуда не надо плыть, потому что плыть просто некуда; ночь будет длиться вечно, можно сидеть на террасе, пить вино, слушать дыхание жены и сонный лепет ребенка, смотреть на звезды, купаться в наплывающем отовсюду ропоте морских волн...
Море.
Оно везде. Плеск за бортом, привычный скрип снастей. Бухта каната в ременной оплетке валяется на полупалубе. Дружно вспенивают воду два ряда длинных весел – память ты, моя память, Одиссеев корабль! Белый парус – надежда. Пурпур судового носа – кровь. Черная смола боков – гибель. И два глаза, нарисованных по обе стороны форштевня, означающие невесть что. Я не верю в приметы. Неси меня, корабль моей памяти. Разве хороший кормчий может не найти дорогу домой?
Ленивая зыбь качается, подмигивает расплавленным золотом. Мы с Идоменеем-критянином почти голые. Развалились на корме, цедим из кубков кислое винцо. Цедим слова: простые, пустые. Нам хорошо. Никуда не надо спешить, ни с кем не надо драться, и думать тоже не надо ни о чем.
Блаженство!
– Помнишь, какой пир закатили? Башка только сейчас трещать перестала...
Излишне уточнять, когда закатили и где. В Спарте. Едва клятву на конской туше принесли – перепились до зеленых сатирисков! Похоже, у всех гора с плеч свалилась.
