полез смотреть, в чем дело. Теперь все. Конец. Волей-неволей придется плыть навстречу верной погибели! Только остальные ничегошеньки не понимают, а он, Пирей – понимает. И от понимания во рту скапливается вязкая слюна, а пот льется со лба ручьем...
– Отдохните, придурки. Я подпорки убрал, теперь легко пойдет.
– А как мы заставы обойдем? – опять влез толстяк Клисфен и, не дожидаясь ответа, смачно зачавкал. У Пирея, который не успел толком поужинать, сбегая из дому, слюнки потекли. Зря он забросил дорожный мешок на гиппагогу – ищи его теперь в эдакой темнотище!
– А вот у Пирея спроси. Кормчий все знать должен! – беззаботно отозвался кто-то.
– Я... я рулить могу! – растерялся Пирей. – Рулить! а заставы вы сами...
– Ерунда! Раз плюнуть! – заявил всезнайка-Эфиальт. – Я проведу. Стану рядом с Пиреем, он будет рулить, а я – командовать, куда плыть.
– Лучше заранее скажи: куда. Пока время есть, – резонно предложил Телемах. – Пусть Пирей приготовится.
– Да ну вас! Значит, так: выходим из Безымянной – и направо. К западу, в смысле... то есть, к северу. Ну, направо, и все тут! Там островишко есть, махонький, за ним как раз первая застава караулит. Надо между этим островишкой и берегом прошмыгнуть. Скалы нас от заставы укроют, никто и не увидит!
– Это точно! – вдруг сообщил корабль противным, сварливым басом. – Рифы там, дубина. На дно пойдете, там вас точно никто не увидит. Во веки веков.
– То-то
В следующий миг произошли сразу два небольших, но существенных события. Во-первых, в ладонь Телемаху ткнулся холодный мокрый нос, и что-то большое, но явно настроенное дружелюбно, потерлось об мальчика лохматым боком, едва не сбив с ног в воду.
– Кошмар! – счастливо ахнул Телемах. – Хороший, хороший пес... нашел меня, умница...
Рядом со зверюгой он чувствовал себя увереннее.
А во-вторых, из-за туч, разбросав их в стороны, как опытный борец расшвыривает противников, наконец вырвалась пленница-луна. Серебряным диском, брошенным в небеса титаном-дискоболом, повисла над вершиной Кораксова утеса, заливая мир ледяным сиянием. Сразу на берегу, кроме полутора десятков юнцов, сплошь перемазанных смолой, обнаружилось еще столько же давешних пастухов... Да каких там пастухов! Коровники и свинопасы разительно преобразились: вместо вонючих шкур и драных хитонов на всех красовались добротные хламиды из шерсти, из-под плащей выглядывали кожаные панцири, отсвечивая бронзой блях. На поясе у каждого висело оружие: секира, короткий меч-ксифос, кривой, жутковатого вида тесак...
– Мы тут подумали, и я решил, – рябой Эвмей выступил вперед, хромая как-то странно; вернее, почти не хромая. – Лучше в море сдохну, чем в кустах. В Пилос, надо полагать, за подмогой? А откажет хитрюга- Нестор – значит, дорога в Спарту, к Менелаю?!
– Откуда...
– Оттуда. Вот, держи: няня передала, – рябой протянул Телемаху тугой узел. – Одежонка всякая. Венец басилейский тоже там. Чтоб не стыдно было к отцовым соратникам явиться. Бери, бери, басиленок... жалко, эфиоп наш потонул – вот кто пригодился бы!..
– А ну-ка, навались! – уже командовал разом помолодевший Филойтий, и корабль, испуганный зловещим шепотом коровника, с плеском скользнул в воду. – На борт! Живее!..
В этот миг мальчик вдруг почувствовал себя юным предводителем, ведущим в бой малочисленное, но сплоченное войско. Наконечником копья богини воинов, путеводным маяком светила луна над вершиной Кораксова утеса, освещая путь неуклюжей гиппагоге, разворачивающейся в Безымянной бухте. И алмазный щит вставал над морем.
Телемах, сын Одиссея, уходил за помощью.
Антистрофа-II
Песня черного цвета
– Повесить! повесить мерзавца!
– Как допустили?!
– А это ты! ты во всем виноват! Кто говорил: куда он денется?!
– Не давал я ему! он сам взял!
– Повесить!
Стоя поодаль, со скрещенными на груди руками, козопас Меланфий без интереса наблюдал за владельцем злосчастной гиппагоги. Брошенный в пыль, тот бил поклон за поклоном, слизывая кровь с рассеченной губы. Клялся, что пострадал больше прочих: ему, понимаешь, надо плыть в Элиду, где ждет табун лошаков, а судно увели из-под носа. Врет лошадник. Явно дал корабль доброй волей, уступив нажиму, а теперь выкручивается. Впрочем, червь под лопатой тоже хочет жить, и каждый извивается, как умеет. Меланфий чуял: случай подсовывает ему верную прибыль, только надо не торопиться хватать. Взвесить, подсчитать. Назвать барыш по имени. Те, кто плавал с Меланфием на охотничьей 'козе', кто врывался бок- о-бок с ним на борт торговых эйкосор, конечно же, узнали бы потаенный, темный блеск в глазах козопаса, по заслугам прозванного Черноцветом. Такой огонь всегда загорался в его взгляде за миг до буйства резни. Но здесь не было людей, способных смотреть и узнавать.
Так,
– Где веревка?!
– Повесить!
Это Красавчик. Разоряется громче всех. Самое забавное, что вешать владельца гиппагоги он и не
