собирается. Редкий случай: сообразительность при смазливой мордашке. Понимает: казни гость местного, и опереться на Итаке станет не на кого. Оттого и кричит. Злость выгоняет. Имена всей этой
А ведь если долго орать: 'повесить!' – могут и сорваться. В едином порыве. Совершенно некстати выйдет. Позже каяться начнут, валить друг на друга ('Ты первый! нет, ты!..'), да поздно.
Надо еще чуток обождать.
Пусть испугаются как следует.
– ...помощь! подмогу приведет!
– Пилосцы! спартанцы! друзья покойного отца!
– К оружию!
Ага, к оружию. Все-таки щенок молодец. Ишь, какую занозу сунул
Пора.
Пока страх хмелем бродит в их жилах.
Прежде чем вмешаться, Меланфий подумал: наше время – время толпы. Эпоха стада. Вместе на пастбище, вместе в загон; вместе под нож или к обрыву. Думают, будто ведет вожак, свой, единокровный, а на самом-то деле ведет пес. Лохматая овчарка, большую часть дня валяющаяся на солнышке. Рыкнет исподтишка, стадо и повернет. Главное: знать, когда и как рыкнуть. Можете потом презирать овчарку, сколько душе угодно: ни сала в ней, бедолаге, ни курдюка, ни шерсти драгоценной... Одни зубы да глотка.
И своя шелудивая сука псу дороже вашей самой жирной овцы.
Если, конечно, вы понимаете, о чем речь.
– Господа мои! К чему бить невиновного? К чему суетиться, теряя лицо?!
При желании козопас умел говорить достойным слогом.
Первым затих Мямля. Пнул напоследок владельца гиппагоги. Стал тщательно вытирать подошву сандалии о землю. Будто в дерьме изгваздался. А глазищи зыркают из-под бровей: что? где? как?! Следом очнулся Верзила, за ним Гугнивый. Надменный Богатей оправил шитую золотом хламиду, проследив, дабы свинцовые шарики оттягивали подол как надо, красивыми складками. Козопас ждал. Сейчас повернется Красавчик, примерив на правильное лицо статуи нужную гримасу, и можно будет начинать. Остальные не в счет. А ведь какие были поначалу. Первые: двое, пятеро... десять. Тихие, ласковые. Тряпками стелились. Зато нынче, когда волны слились в море, а люди в толпу – совсем другое дело. Это не стерва-вдова со своим впавшим в детство свекром тянет время. Это она,
Сизифов камень: решать... Тянешь в гору, а он – вниз.
Иногда Меланфию казалось: остановись на Итаке вечный ход дней, воцарись навеки ревнивое настоящее, прикончив единоутробных братьев – будущее с прошлым, – и
Он, козопас Меланфий – другое дело.
– Суетиться?! Завтра щенок приведет пилосцев!
– Господа мои! Ваша прозорливость шире морского простора...
Так надо. С легкой горчинкой издевки. Пусть поймут: это они прозевали щенка. Они.
Пусть смолчат и утрутся.
– ....но юный наследник провел вас всех.
Главное: в нужный миг назвать вещи своими именами. Не щенок, а юный наследник. Не нас всех, а
Рычи тогда, не рычи...
– Впрочем, боги милостивы: старый пердун Нестор, возлюбив сына пуще отца, расщедрился на целую армию. Вся она умещается в ларе средних размеров: яростные кубки, страшные в бою хитоны, золотой колокольчик, чей звон рушит стены... О да, пилосский затворник оказался щедр. Он даже пообещал юному наследнику в жены свою младшую дочурку. В знак уважения к прославленному папаше юного наследника. Правда, свадьбы не было. И обручения не было. Было только обещание, но всем известно: слово Нестора тверже синего железа...
Красавчик хихикнул. Закрыл рот рукой, словно боясь испортить свою несравненную прелесть, но не удержался и хихикнул еще раз. Заржал Верзила. Тоненько заперхал, закудахтал Мямля. Басом расхохотался Богатей. И пошло-поехало: хватались за животы, утирали слезы.
Слово Нестора.
О да: слово старого пердуна Нестора!.. лучше не скажешь.
Меланфий терпеливо ждал.