— Саблезуб порвал, — вздохнул Ансельм.
— Я поговорю, чтобы тебя зачислили наёмником, — сказал прохожий.
Юноша поглядел на него с сильным подозрением.
— Без меча?
— Без меча…
— Ты меня не дури, дядя, — возмутился юноша, — где это видано, чтобы в наёмники без мечей брали?
— Я их очень попрошу, — улыбнулся прохожий.
— Не, — замотал головой Ансельм, — не пойдёт. А ежли они не поверят, а я без меча? Кто ты такой, чтобы тебе верили?
Он задумчиво посмотрел на жертву.
— А и верно, ты кто ж такой будешь то? Как-то неудобно выходит, я тебя граблю, и даж не знаю кого…
— И верно, неудобно, — согласился незнакомец.
Из-за поворота выехало несколько одоспешенных всадников.
— Ну вот, — чертыхнулся Ансельм, — только дело на лад пошло…
— Вы в порядке, ваше высочество? — поинтересовался один из всадников, с явным подозрением глядя на потрёпанного и оборванного горца, размахивавшего ножом перед носом принца.
— Высо-о-о-чество? — протянул горец, — ты что ж, этот, как его будет, грахв, что ли? Али барон какой?
— Это его высочество принц-претендент Дидерик, ты, деревенщина, — рявкнул всадник.
Принц с любопытством посмотрел в глаза юноши. Он ожидал увидеть там испуг, потрясение, шок… Но увидел совершенно искренний восторг.
— Ой, вейли-вейли, — заголосил Ансельм, — это что ж, я самого принца ограбил?! Вот дома то удивятся. Самого принца!! С этим можно и к Хильде посвататься… Никто и слова поперёк не скажет… самого принца! Надо же…
При слове 'ограбил' всадники как по команде схватились за оружие.
Дидерик сдерживающе вскинул руку.
— Думаю, нам стоит предолжить этому парнишке место в моей охране. Кажется мне, что он далеко пойдёт.
— Я тебе не парнишка, — огрызнулся Ансельм, — подумаешь, назвали принцем, так сразу можно и за языком не смотреть… Был бы у меня меч.
— Будет, — кивнул Дидерик, — обязательно будет.
Кузнец выложил на прилавок несколько клинков. Он был сельским кузнецом и не умел ковать мечи. Поэтому, узнав о начавшемся походе, спешно купил две дюжины готовых лезвий у городского оружейника и приделал к ним рукояти. И это того стоило. Армия ещё не ушла, а он уже подумывал о расширении мастерской и парочке новых подмастерьев…
Дидерик подбросил один из мечей в руке, сделал пробный взмах и протянул Ансельму.
— Держи…
Тот смутился.
— Э-э-э… ваша милость даёт мне меч? — неуверенно спросил он.
— Да. Теперь ты будешь воином с мечом, — улыбнулся принц.
В представлении горца это событие должно было происходить в несколько большем соответствии с традициями. Ну, там музыка, парадный караул, трон и всё такое. Но, в конце концов, главное ведь не форма, а содержание?
А содержание было ему хорошо известно. В горах мечи сыновьям вручали отцы. Или те, кто должен был занять их место. Вождь дружины — отец воина, его кормилец и опора. Принимая меч из рук вождя, ты становился его сыном. Люди равнин отчего-то думают, что в понятии 'сын' всё зависит от происхождения. Для горцев же главным в этом понятии было слово 'долг'. Долга отца перед сыном и долг сына перед отцом.
И Ансельм опустился на колено и бережно принял меч.
Дидерик смутился.
— Ну это уже лишнее… — сказал он, — встань.
— Как скажешь, повелитель, — Ансельм поднялся с колен, держа меч перед собой.
— Так лучше… э-э-э… раньше ты никогда не называл меня 'повелитель'.
— А раньше ты им и не был…
***
Джина отложила перо, и ещё раз пробежала глазами по странице дневника.
— Он пишет, что его армия достигла перевалов. Радуется, что мы с Виценцием в полной безопасности. Я написала ему, что у Виценция прекрасный аппетит, и он охотно разговаривает. Какая жалость, что нам приходится сидеть в этой усадьбе. Здесь уютно, но я переживаю за Дидерика. Он и его войска покидают Южные Земли и переходят в Удолье. Пока всё шло хорошо и под их знамёнами собралось очень много людей. И надеюсь, он не выбросил тёплое бельё, которое я дала ему с собой. В горах должно быть уже холодно, а он привык воевать на жаре.
Некоторое время она колебалась, не вычеркнуть ли последние слова, но в конце концов просто закрыла дневник и убрала в шкатулку на комоде.
Горничная в соседней комнате орудовала веничком для пыли. Увидев Джину, она вежливо присела:
— Доброго утра, госпожа.
— Доброго, — кивнула Джина, — кстати, ты не заметила, что синьор Катталья уже два дня как куда-то запропастился?
— Он приболел, ваше высочество.
— Вот как? Он мне ничего не говорил. А что с ним?
— Говорят, он сильно порезал руку, и она загноилась…
— Какая жалость, — Джина задумалась, — а когда это случилось?
— Третьего дня. Вечером.
Джина вернулась в комнату и распахнула шторы. Дворик заливали лучи низкого утреннего солнца. На краю чаши фонтана сидел кот и разглядывал играющие на мраморе солнечные зайчики.
Она вышла через окно и внимательно рассмотрела живую изгородь. Нагнулась и какое-то время разглядывала странные бурые пятна на камне и лоскуток чёрной ткани, зацепившийся за веточки. Потом что-то пробурчала себе под нос и отправилась на поиски.
Эниго Катталью она разыскала в одной из полуподвальных комнат в дальнем конце замка. Выглядел он довольно скверно. Правая рука до локтя была забинтована, лицо пожелтело и осунулось.
— Ваше высочество? — прошелестел он, — что вы здесь делаете?
— Я хотела с вами поговорить… и извиниться.
— За что?
— Я только сегодня узнала, что случилось тогда. У моего окна.
— Вам кто-то сказал?
— Я догадалась. По следам на клумбе…
Катталья пошевелил восковыми губами, но не издал ни звука.
— Я уже послала за лучшим целителем. Вам не стоило этого скрывать.
Эниго вздохнул.
— Тут нет вашей вины, — добавила она, — со всяким может случиться. Я уверена, что мы сможем поднять вас на ноги.
— Наверное, я старею, — лицо Эниго стало виноватым, — а он был очень быстрым. Слишком быстрым. Он успел порезать мне руку…
— Это пустяковая царапина.
— Да. Яда в кровь попало совсем немного. Но ещё пару недель от меня не будет никакой пользы…
