Робер развернул карту.
— В четырех километрах от нас с плато стекает безымянный ручей.
— Ох, да который уже по счету!
— Будем надеяться, что последний.
Они привычно, отработанными движениями свернули палатки, уложили мешки и медленно побрели вдоль стены.
Короткий ночной отдых помог мало. Отощавшие, измученные, к полудню они с трудом одолели лишь несколько километров и не столько уселись, сколько повалились перекусить перед входом в очередное ущелье. Уже неизвестно какое по счету.
Их уже выследили. Скрываться больше не имело смысла. Гораздо важнее было хоть как-то подкрепить силы. Впервые за несколько дней Робер позволил развести костерок и обед получился роскошным. Он состоял из пары сухарей, печеной картофелины, кусочка сала, и, что самое главное, — кружки самого настоящего горячего чая. На десерт Леонарда собрала еще брусники и заставила всех съесть эти кислые ягоды.
— Там витамины, — утверждала обратья аббатиса. — Они сейчас очень нужны.
— Где? — спросил Глувилл, рассматривая карминовый шарик.
— Там, — устало ответила Леонарда. — Внутри. Их не видно.
— Лео, ты меня удивляешь, — сказал Робер. — Откуда тебе известно о витаминах?
— Долгая история.
— А если в двух словах?
— Если в двух словах — то от профессора Бондарэ. Когда-то я была его ученицей.
— Вот как… Почему же не написала мне о его аресте?
— Писала. Но ответа не получила. А потом узнала, что профессора неожиданно освободили. Я решила, что это ты вмешался.
— Так и было. Только на дело профессора я наткнулся совершенно случайно, — сказал Робер и взглянул на Глувилла.
— Я тут ни при чем, — неохотно сказал Глувилл. — Вашу почту давно проверяли люди Керсиса.
— Не надо ворошить прошлое, — попросила Леонарда.
— Да, — неожиданно сказала Зоя. — Лучше заняться настоящим.
— О чем ты?
— Посмотрите-ка вон на ту рыжую скалу, — Зоя махнула в сторону ущелья. — Видите, кто за ней прячется?
— Ах ты мой хоро-оший! — с нежностью произнесла Леонарда.
Из-за камня опасливо выглядывала маленькая страусиная голова.
— Наверное, теперь мы спасемся, — сказала Зоя.
Но до спасения путь оказался и непростой и неблизкий. Ущелье было загромождено осыпями, обломками скал, принесенными паводком стволами деревьев. А под конец склон оказался столь крутым, что пришлось связаться веревкой и карабкаться вверх, как заправским альпинистам.
— Одно радует, — пыхтя заявил Глувилл. — Лошади здесь ни за что не пройдут.
Следуя за таинственным Птирой, мучительно преодолевая препятствия, они лишь к вечеру поднялись на плато.
— Наконец-то, — вздохнула Леонарда, присаживаясь на краю обрыва. — Добрели… Даже не верится.
Лучи Эпса еще держались на вершинах скал, но само светило уже опускалось за Рудные горы. Плато быстро погружалось в сумрак.
— Какое дикое место, — сказала Зоя. — И какое странное…
Край плоскогорья плоскогорьем не являлся. Кругом высились вздыбленные, растрескавшиеся утесы. Между скалами густо рос кустарник — лесная малина, шиповник, волчья ягода, облепиха. Дальше, уже внутри каменного частокола, начинались поляны высокого, в рост человека борщевика или пучки.
— Прямо медвежий рай, — забеспокоился Глувилл.
— Медведи для нас далеко не самое страшное, — успокоил Робер.
Он достал свою неизменную трубу и тщательно осмотрел всю западную половину горизонта, — сначала справа налево, а потом слева направо.
— Есть, — сказал он. — Вижу бубудусков. Сразу два отряда. Причем один из них как-то сумел переправиться через болото. Видимо, шел по нашим следам. А второй идет с юга, вдоль стены. Мы очень вовремя поднялись на плоскогорье.
Глувилл чертыхнулся.
— Что же, опять топать?
— Нет. Далеко мы сейчас не уйдем. Нам нужны хотя бы несколько часов сна.
Робер заглянул в узкую каменную щель, по которой они только что поднялись на плато.
— Вот, — сказал он. — Это место легко оборонять. Даже один человек может задержать оба отряда. А доберутся сюда бубудуски не раньше утра, так что можно немного передохнуть.
Глувилл молча достал и зарядил все четыре арбалета. Потом подтащил к обрыву с десяток увесистых булыжников и уселся сторожить. Но Робер покачал головой.
— Нет, Гастон. В ближайший час нам точно никто не угрожает, стражу можно не ставить. Потом будет дежурить Зоя. Через час ее сменит Лео, лишь затем придет твоя очередь. В это время до нас уже могут добраться, понимаешь? Ну, а моя вахта — последняя. Таким образом, каждый поспит около четырех часов. Ужинать придется поодиночке, во время дежурств. Возражения есть?
— Да нет, пап, — сказала Зоя. — Лучшего не придумать. Оставь мне свои часы, пожалуйста. И заведи будильник, а то я боюсь что-нибудь перепутать. Померанская механика такая сложная…
— Зато точная, — устало усмехнулся Робер.
— Роби, ты ничего не слышишь? — спросила Леонарда.
— Нет. А что такое?
Леонарда подняла руку. Все замолчали. Из-за полян пучки, со стороны опушки леса, долетели очень слабые звуки: цукоку-цукок… Через некоторое время еще раз: цукоку, цукоку, цка-цка-цка.
Потом все стихло.
— А ведь мы уже такое слышали, — сказала Леонарда. — В каком-то из ущелий.
— Да, припоминаю.
— И что это было? — спросил Глувилл.
— Не могу сказать. Но не птица и не зверь.
— Кстати, о птицах. Наш загадочный Птира опять куда-то исчез. Это странно.
— Наверное, придется мне заступать на дежурство сразу, — сказала Зоя.
Робер поцеловал ее в лоб.
— Боюсь, что так. Надо же! Если б меня не свергли, я так и не узнал бы, какая у меня чудесная дочь.
— Ну что ты, пап. Я обыкновенная. Просто приходилось много хитрить и приспосабливаться. Так же, как и тебе, и маме.
— Всем в этой стране приходится изворачиваться, хитрить и приспосабливаться, — вздохнул эпикифор. — Только не все при этом сохраняют доброту Потому что доброта у нас опасна.
