— Концерт состоялся вчера вечером.
— Да? — спросил Клаус.
— Тебя в самом деле это интересует? — Ева улыбнулась. — Это был успех, я думаю. Того же мнения Аплаус. В газетах еще нет рецензий. Зато там подробно описывается все, что произошло вчера в Моосрайне. Дорогой Клаус, я… я не знаю, как бы это сказать…
— Лучше никак.
— Я знаю, между вами — между тобой и твоим братом — все было не так, как должно быть, но все-таки… И потом: обстоятельства, при которых это произошло…
— Но будем говорить об этом.
Но Еву не так-то легко было остановить:
— Я боюсь, что нам все-таки придется об этом поговорить, — возразила она, правда, вполне дружелюбно. — Это очень важно. Насколько я понимаю, ты полностью выбит из колеи.
— Ерунда! — запротестовал он.
Она положила руки ему на плечи. Он поежился, но не уклонился.
— Мой бедный Клаус, — заговорила Ева с притворным участием. — Тебе не отвертеться. Меня не обманешь. Я была в Моосрайне.
— Было бы лучше, если бы ты все забыла, — сказал он жестко, — например, то, как мы с тобой туда приехали, — забыла бы раз и навсегда.
— Ты меня неверно понял, Клаус. Я была там, в Моосрайне, сегодня утром.
— Что-о? — Клаус вскочил с места.
— Да. И говорила с твоей ведьмой.
— Ага, с Терезой. Ну и что же?
— Милый, что с тобой?
Клаус подошел к окну. Прекрасный вид на парк, на крыши и башни города… Где-то там, скрытая серой пеленой, улица, а на улице — дом, где живет Ингрид. «Боже мой, — думал Клаус, — похоже, я здорово влип. Что же теперь делать?» Он больше не мог полагаться на Еву. Господи! Разве можно предположить, что она замышляет?
Он отвернулся от окна. Она сидела расстроенная, но держала себя в руках.
— Кто она? — резко спросила Ева.
Наверное, она уже знала об Ингрид.
— Кто?
Вопросом на вопрос: противная игра.
— Ты прекрасно знаешь. Кто она?
— Ах, да. Но прошу тебя! — Он пожал плечами и принужденно улыбнулся. — Ее зовут Ингрид Буш, она студентка юридического факультета; Леонгард нанял ее в качестве секретаря.
— Ингрид… — Ироническая улыбка скривила ее густо накрашенные губы. — Она хорошенькая? Как выглядит?
— Ты задаешь слишком много вопросов… У нее длинные волосы.
— Бедный Клаус. И на это ты клюнул?
Она вздохнула. Да и как тут не вздохнуть!
— Ева, перестань! Я понимаю шутки, но…
Ева ответила ему ослепительной улыбкой. Возможно — искренней… и в соответствии с правилами хорошего тона.
— Милый, почему ты все время пытаешься защищаться? Так ли это необходимо? И от кого? От меня? Нет, Клаус, так себя вести не следует. Наконец, это просто бессовестно. Впрочем, я понимаю, откуда это в тебе, я ведь тебя хорошо знаю.
«Ничего все вы не знаете, — подумал он, — но почему-то убеждены в обратном».
— Я знаю, кто ты. Я знаю, что есть немало людей, которым ты нравишься. Леммляйн, например. Мне это безразлично. Я же не спрашиваю, как к тебе относится эта Ингрид.
Клаус стоял вконец пристыженный, ему было не по себе; больше всего ему сейчас хотелось очутиться на другом конце света. Черт побери, он многое бы отдал, только бы эта франтоватая цикада наконец замолчала. Но он ничего не говорил, ничего не делал; опустив голову, Клаус думал о том, что Ева явно одерживает над ним верх, а он не может воспрепятствовать этому.
— Маленький флирт, не так ли? Ну конечно, так. — Она понимающе подмигнула ему и прощебетала: — Мой дорогой Клаус, ты испугался, что я рассержусь на тебя? Да?
Как она сияла, куда делся весь ее сарказм! Какие, мол, счеты, какая там ревность? Ее шелковое платье так красиво облегало фигуру; казалось, она сделала все, чтобы очаровать, восхитить его…
— Разве не так? — спросила Ева.
— К этому надо добавить еще кое-что, — сказал Клаус. — Дело в том, что я был у нее в руках. Пожелай она только… Стоило ей раскрыть рот и ляпнуть два слова, и мое алиби лопнуло бы как мыльный пузырь.
— Твое алиби?
У Евы над переносицей залегла кротхофская складка. Слово «алиби» в данной ситуации дочери шефа явно не понравилось. Оно вывело ее из равновесия, заметно ухудшило настроение, разрушило все очарование.
— Да. Мое алиби. — Клаус, казалось, напирал на это слово, нарочно повторял его. — Я не хотел лишнего шума, не хотел поднимать тревогу. Я вернулся назад в Хайдхауз и там сел в поезд. В купе сидела Ингрид. Когда она вдруг начала спрашивать об обстоятельствах дела, я сказал, что сел в Хайдхаузе. Я не могу рисковать. Поэтому я осторожно ей намекнул…
«Все вранье», — подумал он. Он начал лгать и должен был наконец перестать лгать.
— Тебе нет нужды передо мной оправдываться, Клаус. Ты можешь делать все, что посчитаешь нужным.
— А ведь ты мне поверила, Ева?
— Ты делаешь мне больно.
Он повторил:
— Ведь ты мне поверила?
— Я не хочу тебя терять, — сказала она. — И сама не знаю почему; возможно, это глупо, — но я хочу тебя сохранить. Для себя. Понимаешь?
Она круто повернулась, засунула руку в сумочку и положила что-то на стол. Послышался стук.
— Ключ, — сказала она и взглянула на него. — Ключ, с помощью которого я сюда проникла.
Конечно же, она ожидала, что он будет ее удерживать, попросит ее не уходить. Но он не говорил ничего. Его губы, плотно сжатые, словно окаменели.
— Потом ты можешь опять отдать его мне, — сказала она. — Я буду ждать. Подумай.
— Оставь его у себя, — сказал он и тут же устыдился своих слов.
Но Ева покачала головой:
— Не теперь. Завтра, если хочешь. Сначала все хорошенько обдумай. Я не хочу, чтобы ты поступил опрометчиво. Будь здоров, Клаус! Надеюсь, мы скоро снова увидимся. Пока! — Еще раз промелькнуло перед глазами и прошелестело ее платье. Шаги в прихожей, стук затворяемой двери.
Клаус подошел к столу и взял ключ. Ему вдруг стало холодно. Очень холодно.
