он хотел, – улыбнулась Джули, делая вид, будто не понимает, как можно не находить восхитительным маниакальное внимание Рота к деталям.
Потянувшись вперед, я крепко прижал ее руку к столу.
– Он этого не сделает. Он не снимет этот фильм. Если снимет… если пойдет дальше и выпустит это на экран, я его не спасу. Джули, я читал сценарий.
Она осторожно высвободила руку.
– Ты прочитал не все. Он отослал тебе не весь сценарий. Целиком никто не читал.
– А ты?
Выпив остатки кофе, она поставила пустую чашку. Неожиданно на губах Джули расцвела улыбка.
– Разве не чуден Голливуд? – Встав из-за стола, она сполоснула чашку в раковине из покрытой въевшейся грязью нержавейки. – Никто не может его остановить. Теперь слишком поздно. – Немного подумав, она добавила: – Поздно было давно. Мне кажется, он решил это сделать – то есть снять фильм – еще тогда, когда понял, что полиция собирается обвинить его в убийстве. По-моему, Стэнли решил прежде, чем пригласил тебя на разговор о его защите. Он вложил в это дело все, что имел. Я говорю не только о деньгах. Вообще все. Свою энергию, чувства, сердце и ум – все. Да, я живу здесь. Для меня это единственный способ быть ему нужной. То же самое происходило на студии «Блу зефир», пока она принадлежала Роту. Разве что на ночь я уходила домой. Сейчас нет ни дня, ни ночи: есть только работа и картина, которую он должен снять.
– До начала суда всего месяц, – напомнил я.
– Поэтому он так гонит. Фильм должен выйти до начала слушаний.
– Это значит, не будет ни одного присяжного, его не видевшего. Это значит, каждый присяжный из второго суда, сидя на скамье и слушая показания о том, как было на самом деле, не сможет отделаться от мысли: что за лжец этот Стэнли Рот! Снять фильм о процессе над самим собой – фильм, в котором нет ни слова правды!
Джули сложила на груди тонкие руки и, привалившись к раковине, странно посмотрела на меня.
– Стэнли полагает, что есть, – выдержав паузу, сказала она и, прежде чем я успел возразить, рассмеялась: – Адвокат спасает клиента. Эта часть – правда, так?
Я уставился на Джули, задохнувшись от негодования.
– Правда? У нас ничего не ясно с судом, ты это помнишь? Один, всего один присяжный не счел Стэнли Рота преступником. Адвокат спас клиента? Чудо, что клиент еще не в очереди на казнь! И он снимает кино, в котором суд присяжных выносит оправдательный приговор! По-твоему, это правда?
Никакого эффекта. Джули смотрела на меня с той же улыбкой, означавшей, что я не прав и однажды пойму это.
– Стэнли невиновен, так что суду придется его оправдать.
Не знаю почему, но слова Джули меня полностью разоружили. По сути, она сказала о различии между тем, как все происходит в реальном мире, и как это показывают в фильмах. Из-за этого и ходят в кино: люди ждут какой-то логики, определенного, доступного их пониманию смысла и хорошего финала. Стэнли Рот невиновен, и суд должен его оправдать. Вердикт присяжных, повисший на волоске, признанный несостоявшимся суд и всего месяц до начала второго судебного процесса, результаты которого не мог предсказать никто, – все это не имеет никакого отношения к кино.
– Стэнли хотел, чтобы я отвезла тебя в «Пальмы». Он думал, тебе будет интересно понаблюдать за съемками. Сказал, что в сценарии не было сцены, которую они снимают.
Мне не хотелось наблюдать за съемками. Я приехал, чтобы попытаться отговорить Стэнли Рота от работы над фильмом.
– Нет.
Я хотел сказать какие-то резкие слова – нечто такое, что Джули должна была передать Роту, чтобы он понял, до какой степени я недоволен столь рискованным поступком. Но я не мог сказать Джули того, что с легкостью бросил бы в лицо Стэнли. Сказанное тогда в суде было правдой: я полюбил ее в первый день нашей встречи.
– Передай, что у меня нет времени.
– Но ты придешь на премьеру, правда? Ты должен. Если не придешь, как это будет выглядеть? И потом, мне нужна пара. – Посмотрев на меня, Джули усмехнулась: – Конечно, сейчас я не важно выгляжу, зато сбросила лишний вес.
– У тебя есть пара, – напомнил я, тут же почувствовав, что мои слова прозвучали уловкой ревнивца, заранее знающего, что это неправда. Она тоже почувствовала.
– Я здесь потому, что он меня попросил. И еще потому, что не смогу себе простить, если не помогу Стэнли сделать то единственное, к чему он стремился всю жизнь, и что, как он думает, нужно сделать сейчас, пока у него еще есть шанс. Я больше его не люблю. Нет. Теперь я знаю точно.
Она открыла дверь, и мы вышли в полуденный зной. Джули положила ладонь на мою руку.
– Так что иди на премьеру со мной. Тебе все равно придется, – сказала она, озорно сверкнув ясными голубыми глазами. – Разве тебе не хочется взглянуть на Джозефа Антонелли в исполнении Уокера Брэдли?
Не знаю, снял ли Стэнли Рот последнюю сцену в тот день или позже, но постепенно мир узнал, что слухи оправдались. Стэнли Рот снимает новый фильм, и, согласно немногим, но как всегда хорошо информированным источникам, этот фильм рассказывает об убийстве его жены. Все выпуски новостей начинались с истории о том, что Стэнли Рот делал в обстановке полной секретности. Пронырливые репортеры вытащили на первые полосы воскресных газет все, что сумели узнать о том, как Стэнли Рот, не имея собственной студии, умудрился выпустить фильм, который участники съемок считали его лучшей работой. Упоминание о предстоящем Роту втором суде шло в самом конце сообщения, и обвинение в убийстве выглядело сноской – пустой, едва заметной зрителю формальностью.
С того дня, когда было шепотом сказано первое слово о предстоящем выходе фильма, и до самой премьеры казалось, что невозможно раскрыть газету или включить телевизор, не увидев или не услышав о Стэнли Роте и его картине «Блу зефир». Повсюду встречалось знакомое лицо Уокера Брэдли, сиявшее знаменитой на весь мир улыбкой, нерешительной и даже робкой.
– Что заставило вас сняться в такой роли? – неминуемо спрашивали его, вовсе не предполагая, будто он сделал это напрасно.
– Когда меня попросил Стэнли, я не мог сказать «нет», – объяснял Брэдли. – Стэнли Рот – один из немногих известных мне талантов, один из тех, кого я счастлив назвать другом. Я не мог упустить шанс снова работать вместе с ним.
Не все, кто брал у Брэдли интервью, забыли его показания как свидетеля обвинения. Один или два репортера предположили, что Брэдли, вероятно, захочет объяснить несоответствие между сказанным тогда и тем, что он говорит теперь.
– Кажется, вы не хотели назвать мистера Рота своим другом во время процесса, на котором его обвиняли в убийстве?
Снисходительно улыбаясь, Брэдли заверял репортера, что тот ошибается.
– Я сказал, что никогда не видел, чтобы Стэнли Рот угрожал, а тем более ударил свою жену, Мэри Маргарет Флендерс.
Тяжело нападать на искренность, даже если она лицемерна. Репортер продолжал:
– Каково это, играть роль адвоката – того самого, кто, если я правильно помню, доставил вам несколько трудных минут на перекрестном допросе?
