возвестил:
– Кажется, пришло время для коктейля.
5. Страна потерянных мальчишек
Джонни Красная Пыль как-то сказал мне, что люди, которые любят животных, – самые лучшие люди на свете. Предложение капитана Кирка было очень заманчивым, и, по правде говоря, не имелось ни малейшего повода не выпить. Но после такого продолжительного путешествия, да еще и со штормом, я был обязан позаботиться о лошади, и лишь потом мог позволить себе расслабиться.
Капитан Кирк понял. Он и остальные ребята отправились в бар. Перед уходом он связался с кем-то по ВЧ-рации и сообщил, что договорился со своим другом по имени Баки Норман о выпасе Мистера Твена на территории его рыболовной базы. Только сейчас он признался мне, что Баки и есть тот самый ковбой из Вайоминга, которому мы с Мистером Твеном в некотором смысле обязаны своим приглашением на борт «Карибской души».
Когда человек в бегах – как я – и между ним и его прошлым протянулась пара тысяч миль, не очень-то приятно натыкаться на кого-то из родных краев. Во время плавания капитан Кирк несколько раз упоминал «друга из Вайоминга», но никогда не говорил, что этот парень живет в Пунта-Маргарите.
Допустим, в мире существует примерно две сотни людей. Тогда везде, куда ни поедешь, обязательно столкнешься с кем-то, кого знаешь, или с кем-то, кто знает того, кого знаешь ты. А если у тебя на хвосте полиция – ничего хорошего от такой встречи не жди. Тут же в моей голове завертелись беспокойные мысли. Не полицейский ли случайно брат этого парня? Не рыбачил ли он с бывшим мужем Тельмы Барстон? Не прельстится ли он вознаграждением, которое, как я слышал, предложили за мою поимку?
– О чем думаешь? – спросил Кирк.
– Да так, ни о чем, – отмахнулся я.
И Кирк рассказал мне, как добраться до Баки. Мне надо было ехать прямо по главной улице городка, упирающейся в пляж. Потом я должен был свернуть на юг и скакать вдоль берега до зеленого причала с полудюжиной славных маленьких яликов. Дальше мне следовало разыскать огромного вырезанного из красного дерева крокодила с часами в пасти. На нем будет вывеска «Рыболовная база «Потерянные мальчишки». Там меня и встретит Баки.
Я пустился в путь с тяжелыми мыслями. Может, лучше повернуть Мистера Твена и убраться прочь из города, думал я. Когда-нибудь же попадется мне деревня без гринго – вот там и остановлюсь. Призрак разъяренной владелицы пуделиного ранчо не отставал от меня, как капитан Крюк. Он не так уж далеко. Мною овладевала паранойя. К счастью, открывающиеся передо мной красоты маленького островка быстро вытеснили страхи, и я успокоился. С каждой секундой я все сильнее влюблялся в это место. Меня захватила не история, которую я слышал от Кирка, не очарование городка, а, скорее, ощущение того, что здесь мое место.
Я думал, что наше с Мистером Твеном появление на песчаных улицах Пунта-Маргариты вполне сойдет за парад по случаю Марди-Гра, и сзади соберется толпа любопытных. Но хотя я и был единственным всадником на улице, запруженной машинками для гольфа, мопедами и велосипедистами, местные жители не обращали на меня никакого внимания. Подумаешь, просто парень, едет по городу на лошади-ангеле.
Всем известно, что старина Жан Лафитт был охоч до золота, серебра и драгоценных камней, но он оказался еще и заядлым садоводом. Кирк рассказал мне, что, как и многие капитаны до него, в своих плаваниях по Карибскому морю Лафитт изучал и коллекционировал растения. Отобранные экземпляры он привозил домой. Здесь они росли и цвели, со временем превратившись в вечный памятник его грезам о тропическом рае. Кроме того, он был в некотором роде еще и специалистом по охране окружающей среды. Именно с его подачи здесь начали выращивать сосновые леса, и твердую древесину перестали изводить на топливо.
Лафитт торговал с индейскими племенами в южной Флориде. Они рассказали ему о плетеных гамаках, целебной силе и питательной ценности диких цитрусовых, растущих в топях. Используя эти знания, он пополнил местную флору апельсиновыми, грейпфрутовыми и мандариновыми деревьями. Вскоре коллекцию пирата пополнили гуава, гранат, хлебное дерево и акки с соседних островов.
Благодаря садоводческому пылу Лафитта и вопреки разрушительному действию двух веков ураганов Пунта-Маргариту по-прежнему укрывали от яростного тропического солнца древние ветви палисандра, красного дерева, кедра, бакаута и кизила.
Неожиданно в воздухе повеяло манящим ароматом барбекю. Он смешивался с дымом и запахами цитруса и жасмина. Мы повернули на пляж, и Мистер Твен задрожал. Ему не терпелось пуститься вскачь, и я отпустил поводья. Его называли квотерхорсом[25] не просто потому, что это звучало красиво. Чувство дистанции было у него в крови, и я дал ему волю.
Во весь опор мы мчались по пляжу. Мои опасения насчет встречи с земляком постепенно улетучивались, как проносившийся мимо пейзаж. Мы скакали по обнаженному отливом берегу, поднимая тучи брызг. Наконец вдалеке показался зеленый причал.
Завидев огромного деревянного крокодила под вывеской «Потерянные мальчишки», Мистер Твен шарахнулся в сторону. Никаких «федералес» не было – просто еще один гринго.
– Ты, должно быть, Талли. Я Баки Норман, – представился он.
Я спрыгнул с лошади, и мы пожали друг другу руки. Я ожидал встретить долговязого, загорелого экспатрианта с выгоревшими на солнце волосами в обтрепанных джинсовых шортах и вьетнамках, но Баки оказался вовсе не таким. Из-под широкополой соломенной шляпы выбивались рыжеватые локоны. На шляпе красовалась ярко-красная надпись «Никогда не вырастай». Рыбацкие брюки и рубашка с длинными рукавами, застегнутая по самый воротничок, скрывали его богатырское тело (в нем было не меньше шести футов с гаком) почти целиком. Наружу торчали только кисти и шея, усыпанные веснушками.
– Добро пожаловать на базу «Потерянные мальчишки», – сказал он.
Мистер Твен изучил обстановку и, похоже, остался доволен. Я привязал его к кокосовой пальме.
– Приятно познакомиться, – сказал я.
– Взаимно. Что так долго? – поинтересовался Баки.
– Осматривал достопримечательности, – ответил я.
– Хорошее животное, – сказал Баки, кивая на Мистера Твена. – Большинство четвероногих тут на острове лазают по деревьям, и у них раздвоенные языки. В любом случае, официально мы пока не открылись, так что на лошадиное дерьмо жаловаться пока некому.
– Спасибо тебе огромное, что пустил нас к себе.
– Ну, это не братская любовь, – отмахнулся Баки. – Кирк сказал мне, что ты не только моряк, но и рыбак из Вайоминга. Откуда ты?
– Хартэйк.
– А я из Симмонс-Крика.
– Я рыбачил там! – выпалил я, зная, что туда стекались любители удить на мушку со всего Запада. Они с радостью заплатили бы любые деньги, подарили свою почку или отдали первенца, лишь бы заполучить местечко на этом клочке холодной, чистой воды, когда выводятся ручейники.
– Да, там потрясающее местечко, но теперь ты в мире соли. Дай-ка я тебе здесь все
