ничего не увидел, затем бросил взгляд себе под ноги и вздрогнул, обнаружив расплывшиеся под сапогом, на травинках, алые брызги. Мысль заметалась перепуганным зайцем. Кто, когда, как? Где труп? И почему ни менестрель, ни джокер ничего не услышали — ведь пятна свежие…
Мошенник осторожно сдвинул ногу в сторону, вглядываясь в растущие поблизости кусты, и тихо выругался: под сапогом обнаружилось с десяток раздавленных раннеспелых ягод.
— Ты что стоишь? — окликнул Каренса ушедший вперед Найрид.
— Задумался, — отмахнулся джокер.
Ближе к полудню чувство голода стало просто нестерпимым, а неутомимый музыкант все шел и шел вперед, зорко оглядываясь по сторонам, словно надеясь разглядеть где-то в кустах оброненную неведомым чудовищем гитару. Когда Каренс предложил поймать какую- нибудь живность на обед, музыкант только ядовито поинтересовался, давно ли он не сидел в тюрьме за браконьерство. И ускорил шаг.
Тихий то ли плач, то ли поскуливание менестрель услышал первым. Он замер, вскинув руку:
— Слышишь?
— Что? — непонимающе закрутил головой мошенник. Ничего не обнаружив, он вынес вердикт: — Это у тебя видения уже начались. От голода.
Найрид нахмурился:
— Видения бывают либо у святых — а я пока к Скхрону в гости не собираюсь, — либо у припадочных, а я…
— А у тебя все признаки, — заверил его джокер.
— Да я тебя! — замахнулся на ученика музыкант.
— Вот видишь, уже кидаться начинаешь, скоро пена изо рта пойдет.
Новый всхлип, раздавшийся откуда-то слева, услышал даже не верящий ни во что джокер.
Путешественники переглянулись и, не сговариваясь, направились на звук.
С неделю назад над лесом промчалась гроза, как и положено: с громами, молниями, завываниями ураганного ветра. Один из порывов ветра повалил толстый вековой дуб. Выворотень переплелся ветвями с растущими неподалеку деревьями, образовав над самой землей густую беспорядочную сеть. И вот в ячейку этой сети и попала передней лапой молодая волчица. То ли перескочить пыталась, то ли еще что. Зверь угодил в ловушку дня три назад, не меньше — вывернутый под странным углом сустав не давал волчице выбраться из природного силка, и сейчас она, ослабшая от голода, уже даже не пыталась вырваться. Лишь жалобно повизгивала, не отводя взгляда серо-золотых глаз от вышедших на поляну людей.
— Подержишь за голову? — мрачно поинтересовался мошенник, делая шаг по направлению к пойманному зверю.
Менестрель задумчиво потер подбородок:
— Попытаешься освободить?
— А у меня есть выбор?
— Ты же вроде был голоден? — хмыкнул Найрид, расстегивая надетый с утра колет.
Джокера аж передернуло:
— Спасибо, но волчатину я не буду есть даже под угрозой виселицы.
— А что так?
— Дрянь неимоверная, — мрачно буркнул Каренс, подходя к пойманному зверю.
— Пробовал, что ли? — не поверил Найрид.
За время разговора спутники успели приблизиться к волчице: менестрель взвесил в руках снятый колет и, размахнувшись, набросил его на морду зверю. Волчица взвыла, отчаянно замотала головой, но менестрель был сильнее.
— Довелось, — сообщил джокер, запуская руку в сплетение веток.
— И как? — спросил музыкант.
— Вроде ж понятно сказал: больше не буду есть даже под угрозой смерти.
На некоторое время наступило молчание, прерываемое лишь отчаянным поскуливанием. Внезапно Каренс остановился и предупредил:
— Я сейчас отломлю последнюю ветвь, а ты держи ее покрепче.
— Зачем? — не понял Найрид.
— Сустав постараюсь вправить, — вздохнул джокер. Затея нравилась ему все меньше и меньше, но раз уж начал блефовать, доводи тур покера до конца. Практически освободив лапу зверя, он положил пальцы на выбитую кость. Дикий вой — и серая молния, стряхнув на землю уже изрядно подранный колет, прихрамывая, метнулась мимо замерших приятелей в кусты.
Менестрель поднял с земли куртку, задумчиво провел пальцами по дырам и вздохнул:
— Ни одно доброе дело не остается безнаказанным. Колет мне порвали, без ужина остались.
Каренс улыбнулся:
— Есть такая пословица: «Садясь играть в карты с судьбой, помни, что у нее все козыри».
— Это вроде того что: «Жить вредно, от этого умирают»?
— Практически, — кивнул шулер. — Вот только там есть продолжение: «А потому каждый мошенник должен иметь в рукаве джокера».
— И вот этим джокером, — не успокаивался музыкант, — должно было стать свежее мясо. Жаль только, что ты у нас чересчур брезгливый.
Каренс скривился:
— Я бы посмотрел, как бы ты запел, попробовав волчатину!
— Петь я не смогу в любом случае, — ядовито напомнил Найрид. — У меня гитару украли.
— И правильно сделали: еще одного урока мои пальцы не вынесут. И вообще, это ты у нас испугался сесть в тюрьму за браконьерство.
Что хотел ответить Найрид, осталось тайной: из ближайших кустов послышалось приглушенное тявканье, и путешественники, резко прервав спор, оглянулись на звук.
Меж зеленой листвы торчала морда давешней волчицы: на шерсть налипли осколки яичной скорлупы, к носу прилипло несколько перышек.
— Вот до чего доброта доводит, — мрачно констатировал Найрид. — Сейчас окажется, что она привела стаю, и нас съедят прямо под этим деревцем.
Волчица, фыркнув, мотнула головой, стряхивая перья, и осторожно вышла из кустов, припадая на переднюю лапу. Путешественники не отрывали от зверя настороженных взглядов. Волчица еще раз посмотрела на них и развернулась, собираясь уходить. Потом почему-то передумала, вновь повернулась к своим спасителям… Опять развернулась к кустам…
— Мне кажется или она действительно зовет нас куда-то? — неуверенно предположил Каренс.
— Зовет, — согласился Найрид. — У нее в логове бедные голодные волчата, и, чтоб не мучиться с доставкой пищи к норе, она просто ее туда приведет.
Но убедить мошенника остаться на месте не удалось.
Прихрамывая, волчица серой тенью летела вперед, огибая толстые стволы деревьев.
