разнузданное веселье.
Белла снова свернула за угол и обрадовалась, оказавшись в окружении беззаботной, веселящейся компаний. Здесь все находилось в движении, и Белла, проходя сквозь толпу, невольно стала участницей развлечения.
Некоторые джентльмены, пытаясь угадать, кто она, приглашали Беллу задержаться и заигрывали с ней, но все это делалось с добрым юмором, а она отвечала им шуткой по поводу их тог или доспехов и шла дальше. Да, у нее все получалось — она помнила, как это делать.
Ее настроение начинало соответствовать тому, что происходило вокруг. Улыбка стала более естественной, в мозгу звучала музыка… и вдруг Белла обнаружила, что наслаждается мужским вниманием. Ее называли прелестной и очаровательной, восхищались ее звездами…
«Они обращают внимание не на тебя, — сказала себе Белла, их привлекают твои накрашенные губы, фальшивые волосы и непристойный костюм». Но все равно приподнятое настроение унесло ее обратно в украденную у нее юность, и это ей очень понравилось. После этого маскарада будет трудно вернуться к своей унылой жизни, но разве у нее есть выбор?
Белла добралась до центральной части дома и оказалась среди гостей на широкой верхней площадке величественной лестницы из полированного дерева и блестящего металла. Над собой она видела только аккуратно оштукатуренный потолок с богато расписанным плафоном в середине, но рассмотреть роспись не могла — туда попадало слишком мало света.
Зал внизу, наоборот, был ярко освещен, привлекая взгляды и напоминая сцену, на которую выходили новоприбывшие. Белла пробралась вперед, и в то же мгновение ее окружили шум, аромат духов и запах пота.
Она посмотрела вниз, интересуясь, вышел ли герцог в зал, чтобы приветствовать самых важных гостей. Какой костюм будет на нем? Быть может, сенаторская тога и лавровый венок императора? Она заметила несколько таких венков — и даже позолоченных.
Да, надменный герцог наверняка будет одет так.
Белла надеялась, что вторжение сюда поможет ей больше узнать о герцоге Айторне, потому что к нему у нее был особый интерес. Беллу обеспокоило то странное пожертвование в тысячу гиней, и она попросила мистера Браунли, лондонского поверенного, которого рекомендовал ей мистер Клаттерфорд, попытаться найти его источник. Поверенный столкнулся с величайшими трудностями, так как источник явно не хотел быть раскрытым. Но некий знакомый в юридической фирме, которая вела много дел для герцогства Айторн, дал понять, что ему известно об этом деле. Возник вопрос, зачем молодому беспутному герцогу вносить такую сумму в Фонд Фаулер? Не из добрых побуждений, была уверена Белла.
Быть может, герцог надеялся, что таким образом спровоцирует леди Фаулер на опасное безрассудство? Это казалось чрезвычайно невероятным, но результат оказался именно таким. Леди Фаулер теперь была убеждена, что имеет тайных могущественных сторонников, и под влиянием сестер Драммонд каждый день строила все более грандиозные планы.
И что еще сильнее ухудшало ситуацию, она уже в течение нескольких месяцев нападала в своих посланиях на маркиза Ротгара, а это, несомненно, было в высшей степени глупо, даже если он навязал жене и великосветскому обществу свою внебрачную дочь.
Будет ли этот человек, которого называют Мрачным маркизом, сегодня здесь и будет ли одет во все черное? Еще одно прозвище, под которым он был известен, это Черный кардинал — темная сила позади трона. Прозвище, очевидно, пришло из Франции, где когда-то был Красный кардинал — красная власть, кардинал Ришелье.
Лорд Ротгар пугал Беллу больше, чем король, потому что не признавал ни правил, ни законов. Судя по рассказам, он делал все, что ему заблагорассудится, и был скор на отмщение.
Да, решила Белла, ей нужно покинуть леди Фаулер, нужно устроить свою жизнь по- другому.
Никто из мужчин внизу не был похож ни на лорда Ротгара, ни на герцога, хотя и тога и другого Белла видела всего лишь несколько раз, да и то издали. Они оба были высокими, темноволосыми, и маркиз на десять лет старше герцога.
Продолжая всматриваться, Белла обратила внимание, что прибывающие гости с восторженными возгласами оглядываются по сторонам и смотрят наверх, и решила сойти вниз, чтобы увидеть все так, как видят они.
Идти навстречу потоку было совсем нелегко, порой приходилось буквально протискиваться между людьми, и иногда этими людьми оказывались мужчины, которые улыбались ей и шутили. Один даже попытался увести ее с собой наверх, но отпустил, как только она запротестовала.
Белла нервничала: ей хотелось, чтобы некоторые костюмы не оставляли оголенными мускулистые руки, которые касались ее голых рук; хотелось, чтобы толпа не прижимала ее к чьему-либо крепкому телу или жестким доспехам.
Она забыла, какие чувства возникают при близости мужчин, а может быть, никогда этого и не знала.
Если не считать одного раза.
Четыре года назад. Дувр. Она в объятиях мужчины среди пьяной толпы. Он целует ее. Она стоит возле него в конюшне, боясь, что ее схватят, боясь ожидающей ее судьбы, но ощущая, что он рядом. Это была твердая, физическая уверенность, которой она никогда не могла забыть.
Дойдя до последней ступеньки лестницы, Белла шагнула в зал и утонула — утонула в запахе мужчин, в исходившей от них силе.
Ее по-прежнему окружала толпа, но больше ни к кому не прижимала. Белла прошла к парадной двери и повернулась, чтобы увидеть всю сцену такой, какой она представала перед теми, кто входил в дом нормальным путем.
Ах.
На ненастоящих каменных стенах красовались нарисованные окна и балконы, на которых стояли люди, изображенные так искусно, что их вполне можно было принять за живых. Темная ткань, которая мешала обзору, когда Белла стояла наверху, теперь создавала впечатление звездного ночного неба.
— Забавно, правда?
Белла вздрогнула и повернулась к говорившему — молодому мужчине в крестьянской одежде. На нем была доходившая до колен туника из неокрашенной домотканой материи и коричневые гетры; на подбородке росла темная щетина, волосы с проседью были взъерошены, а вместо маски повязан простой лоскут, так что для глаз оставалась только узкая прорезь.
На мгновение Белла приняла его за наглого слугу, но голос не был голосом слуги. Перед ней явно был джентльмен, который мог позволить себе прийти сюда, нарядившись римским рабом.
Он ждал ответа, очевидно, удивляясь ее молчанию.
Белла лихорадочно выбирала, что изобразить: пресыщенность или восхищение, — и предпочла честность.
— По-моему, прекрасно. Не знаю, действительно ли это похоже на Италию.
— Как похожа на что-то театральная декорация. Но вы считаете работу Айторна сносной?
— Сомневаюсь, что благородный герцог что-нибудь сам делал.
