предлог извиниться и уйти, но все же вложила свою руку в его ладонь.
— Значит, вам действительно нравится танцевать?
Покачиваясь в такт музыке, Белла не стала это отрицать; они присоединились к концу длинный цепочки и влились в танец.
— Мне кажется, я вас знаю, — сказал он, когда они встретились в середине комнаты и повернулись друг к другу.
Беллу кольнула паника, но, несмотря на это, она улыбнулась. Однако, сделав поворот, чтобы перейти к другому джентльмену, она уже не могла избавиться от предчувствия опасности.
Мог ли пастух оказаться кем-то, кого она знала четыре года назад? Белла была уверена, что он не входил в число их соседей по Карскорту, но какой лондонский красавец мог запомнить ее при короткой случайной встрече? И все же… все же она ощущала, что в нем есть что-то смутно знакомое.
Но где они встречались?
Когда?
Этим «что-то» были заросшие щетиной щеки — редкость среди джентльменов.
Он был знаком с Беллой Барстоу или с Беллоной Флинт? Она не представляла себе, как можно было узнать Беллону в таком наряде, тем более что Беллона вообще не имела никаких связей с обществом.
— И кто же вы, милая девушка?
Белла вздрогнула и взглянула на мужчину, с которым сейчас танцевала.
— Догадайтесь сами, сэр.
Ей пришлось призвать на помощь все свое остроумие, чтобы дать банальный ответ.
— Мелия? — предположил он.
Белла понятия не имела, кто такая Мелия, и, покачав головой, продолжала танцевать, удивляясь, почему не дала такой же банальный ответ пастуху. Он очень опасный человек. Как только танец закончится, она должна избавиться от него, решила Белла.
А сейчас она украдкой бросала на него взгляды, оценивая опасность.
И часто встречала его взгляд.
Почему он смотрел на нее? Входил ли он в число реформаторов из круга леди Фаулер? Нет. Те несколько мужчин, что поддерживали ее, были священниками или учеными, а пастух казался слишком порочным. Он флиртует с каждой женщиной, которая оказывается его партнершей в танце.
Белла с досадой отметила реакцию объектов его заигрываний — они все, от мала до велика, превращались в дурочек. Белла слышала о мужчинах, которые могли превратить женский мозг в воду, и вот теперь встретила такой экземпляр.
И ненадолго сама превратилась в дурочку.
Несмотря на то что стоял сентябрь, было необычно тепло, и хотя высокие окна оставались открытыми, Белла не чувствовала прохлады.
— Здесь так жарко, — сказала она, когда в танце снова оказалась в паре с пастухом, и, заметив озорной блеску него в глазах, поспешно предотвратила возможное предложение: — Как хорошо, что мы все легко одеты. Быть может, такой наряд следует ввести в моду? Представьте, как ужасно в такую жару быть в нескольких нижних юбках и чулках.
— Или в расшитом бархатном костюме, — подхватил он.
— Это пастух-то? — поддела его Белла.
— Неужели богини потеют? — парировал он.
— Но я нимфа…
— А нимфы, как известно, порочны.
— А пастухи…
Белла не нашлась что сказать.
— Козлы-распутники, — охотно предложил он.
Он ловко покинул вместе с Беллой ряды танцующих и через распахнутые двери вывел ее на освещенную светильниками террасу. Там было прохладнее, но Беллу обжег огонь тревоги. Пастух спросил:
— Холодно? — и что-то взял со скамьи.
Накинув ей на плечи огромную шаль, так что Белла оказалась у него в плену, он потянул нимфу к себе.
Белла постаралась упереться руками ему в грудь, чтобы удержать на расстоянии, но опоздала. Еще минуту назад она танцевала, а теперь оказалась в западне, рядом с его едва прикрытым одеждой телом.
— Играете в «холодно-горячо»? — спросил он.
— Изображаете козла? Отпустите меня.
Он усмехнулся, а затем поцеловал ее. Сначала легким поцелуем, но через мгновение одной рукой обнял ее, а другой взял за затылок и снова поцеловал — горячо и умело, заставив ее губы раскрыться, так что Белла почувствовала языком его язык.
Она пыталась сопротивляться, но изголодавшаяся часть ее, та, что любила танцевать и кокетничать, прорвалась к прекрасной жизни. Беллу и прежде целовали, и ей это очень нравилось, но никогда не целовали подобным образом. И она никогда не чувствовала себя такой беззащитной.
Такой опустошенной.
Нет!
Она повернула голову в сторону и изо всей силы оттолкнула его.
Он не противился, а лишь улыбался.
— Отпустите меня!
Белле хотелось, чтобы ее слова прозвучали требовательно, но из-за сдерживаемого дыхания они были больше похожи на вздох.
— Вам не следовало этого делать.
Белла потянула шаль на себя, чтобы скрыть голые руки и плечи — и свое разочарование.
— Тогда вам не следовало приходить на пирушку. Если мой поцелуй оскорбил вас, прошу прощения, но вы не производили впечатления чересчур оскорбленной, моя очаровательная и сладкая нимфа.
Белла промолчала; врожденная честность требовала признаться, что он прав и что беспутная, легкомысленная часть ее мечтала снова броситься к нему в объятия.
Белла нашла в себе силы снять шаль и бросить обратно на скамью.
— После нашего короткого развлечения, раб, я должна вернуться к более возвышенному обществу.
— Не доверяйте сенаторам и богам. Несмотря на весь их величественный блеск, они такие же мужчины, как и я. Вы полагаете, что можете так и остаться неузнанной?
— Постараюсь.
— Вы же понимаете, что я все выясню.
Его губы, чувственные губы, растянулись в искренней улыбке, создав морщинки на худых щеках.
— Сомневаюсь.
Белле хотелось бы ответить такой же улыбкой, но она дерзко вздернула подбородок.
— Это просто вопрос времени. Я уже чувствую, что знаю вас.
— А я в этом сомневаюсь.
