же, как в их первую встречу. Правда, тогда он был сплошные улыбки и очарование, несмотря на количество выпитого спиртного. Но сейчас, казалось, чем-то угнетен. Лицо осунулось, плечи опустились.
Оливия нервно растерла руки. Все это так трагично…
Он помедлил на верхней площадке, провел ладонями по волосам и отвернулся от темного проема ее двери. Но тут же замер и оглянулся. И пронзил ее взглядом.
Даже в полутемном коридоре, освещенном всего одной мигающей лампой, висевшей у лестничной площадки, он ухитрился заметить ее. Она мгновенно оцепенела. Он выпрямился.
— А, Хейзл, — пробормотал он. — Все еще крадешься в ночи.
— Я… меня разбудил шум.
— Шум. Сон. — Теперь он смотрел куда-то в пространство. — Кошмар.
Она снова поежилась и, несмотря на совершенно неприличное одеяние, состоявшее из ночной сорочки и халата, выступила вперед:
— Вы спали? Мне показалось, что кто-то дрался.
— Драка была.
Какой у него странный голос. И звучит словно издалека. Он шагнул ближе и снова воззрился на нее.
— Ты здесь.
Оливия остановилась. Она стояла от него на расстоянии вытянутой руки. И все же, наблюдая сегодня лицо спящего Невилла, она перестала опасаться за свою безопасность. Кроме того, необходимо понять, почему он так несчастен.
— Невилл, — начала она.
— Шшш, — прошипел он, прижимая палец к губам. — Люди спят. И тебе следовало бы спать… или хотя бы лежать в постели.
Не успела она опомниться, как он поймал ее за руку и потащил по коридору к своей комнате.
Оливия попыталась вырваться, упираясь пятками в пол и выкручивая руку.
— Невилл! Прекратите! Прекратите!
— Шшш. — Он стиснул другую руку Оливии и прижал к стене. — Шшш, Хейзл. Оливия.
Она знала, куда это приведет. Каждой частицей своего существа знала, куда это приведет. И знала также, что должна поднять крик, и пусть все последствия падут на его голову.
Она все понимала, но не смогла сделать этого. Или не хотела…
— Лорд Хок, — начала она снова, пытаясь, несмотря на безумный стук сердца, говорить спокойно и рассудительно, — вы слишком много выпили. Пожалуйте, не сделайте ничего такого, о чем сможете утром пожалеть.
— Пожалеть? — Он медленно покачал головой, не сводя взгляда с ее губ. — Когда мне и без того есть о чем жалеть?
Оливия думала, что он ее поцелует. И если уж быть до конца честной, почти этого хотела. Он действительно нагнул голову. Но не стал ее целовать. Вместо этого его большой палец обвел ее нижнюю губу, медленно погладил подбородок и шею. Но это легкое прикосновение было обманчивым, потому что привело ее в состояние полной растерянности.
Но тут его рука легла в ложбинку между грудями. Оливия задохнулась, не в силах шевельнуться. — А сейчас нет, никаких сожалений, — пробормотал он, коснувшись пальцем тугой вершинки ее левой груди. Погладил сосок в самой чувственной манере, которую только можно было вообразить. Или нельзя? Оливии в голову не приходило, что он может коснуться ее там. И что это так на нее подействует.
Нужно заставить его остановиться. Нужно! Но Оливия застыла на месте, а он ласкал ее так, как имеет право ласкать только муж.
Он сжал ее грудь, взяв в ладонь округлый тяжелый холмик, и снова прижал палец к ноющему соску.
— О Боже! — выдохнула она, чувствуя, что вот-вот растает. — О Боже…
Жар скапливался в животе, влажный и сладостный, и она едва удерживалась на ногах. Но тут он сжал ее вторую грудь и стал мять, и ей пришлось вцепиться в его плечи, чтобы не стечь на пол безвольной лужицей.
Именно в этот момент он и поцеловал ее, завладев губами и вторгаясь языком в рот.
Как же Оливия любила его поцелуи! Несмотря на все протесты, в глубине души она признавала, что обожает его поцелуи. Но этот поцелуй, глубокий, исступленный, сводящий с ума поцелуй, был каким-то неправильным. Непристойным.
И хотя она отдавалась поцелую и его дерзким, возбуждающим ласкам, какой-то частью сознания пыталась отстраниться. Уйти.
И тут она поняла, в чем проблема.
Виски. Она ощущала на языке сладковатый, терпкий вкус.
Оливия отвернула голову. Как могла она забыть, что он пьян? Пьян, как в первую встречу, и готов поцеловать любую женщину, которая попадется ему на пути… а может, и не только поцеловать…
— Нет! — Она толкнула его в грудь, но с таким же успехом можно было пытаться повалить стену. — Немедленно оставьте меня, иначе закричу!
Он сжал ее попку и прижал животом к своим чреслам. Оливия вздохнула. Существует ли какая-то часть ее тела, которую не пробудило бы к жизни его жаркое прикосновение?
— Помогите, — пробормотала она, хотя это прозвучало скорее молитвой, чем призывом о помощи. Она отдавалась его ласкам, хотя и сознавала, что гибнет.
Похоже, и он это почувствовал.
— Наконец-то ты моя, Хейзл, — горячо прошептал он ей на ухо. — Наконец-то ты моя.
Но она уже немного отрезвела и вновь обрела решимость.
— Я не ваша Хейзл, — процедила она и, ловко нырнув ему под руку, ухитрилась избежать хмельных объятий. — И вообще никакая я не Хейзл!
Выкрикнув все это, она сбежала без оглядки и даже не поинтересовалась, идет ли он за ней.
Оказавшись в своей комнате, она задвинула засов, прислонилась лбом к панели и зажмурилась.
Но перед глазами по-прежнему стоял Невилл, высокий и сильный… и одновременно слабый и пошатывающийся, сбитый с ног огромным количеством спиртного.
Совсем как в ту, первую, ночь.
Несмотря на возрастающее желание объяснить себе случившееся обычным заблуждением, попытаться его оправдать и проигнорировать связанные с ним осложнения, она понимала, что не сделает этого. Та ночь не была плодом ее воображения. Как и эта. Заблуждением было поверить в уязвимость спавшего в экипаже человека.
Она прижалась ухом к двери и прислушалась. Ни звука.
Сердце медленно обретало нормальный ритм. Паника постепенно отступала, вытесняемая правдой, которую так не хотелось признавать: несмотря навесь его шарм, на опасную притягательность, в Невилле Хоке было нечто трагическое. Шрамы не только на его лице, но и на душе. Такие глубокие, что никак не исцелятся. Сон не дарит ему покоя, как и виски… Наверное, только она могла бы исцелить его, поддавшись чувственному притяжению.
Но он не годится для нее. Как и для любой другой разумной женщины. Она знала это инстинктивно, хотя чуть было не забыла. Но больше не забудет.
В молчании ночи, нарушаемом только стуком капель дождевой воды, падающих с крыши, Оливия неуклюже забралась в постель. Подтянула простыни к подбородку, уставилась в темный потолок. Как в начале ночи. Но сейчас все изменилось. Она стала другой. Тело стало другим, потому что мужчина касался его там, где никогда не касался раньше. Касался так, что она не сможет этого забыть.
И мысли стали иными. Мрачнее. Угрюмее.
И надо всем этим висела уродливая правда, которую она должна признать раз и навсегда. Несмотря на все ее усилия, Невилл Хок ухитрился завоевать ее привязанность.
Но она должна положить конец своим глупым эмоциям. Должна разорвать все связи с ним, пока не разорвалось ее сердце.
