Никанор отлетел с синей шишкой.
Никто не погнался.
Просунулся Тителев:
— Ну и буржуище!
Тут же, движенье вобрав, став в пороге и перетирая сухие ладошки, он выбросил:
— Эк же!
Стальная душа у него.
Бой осы с пауком
Никанор, отлетевши к диванчику, из-за плеча Серафимы бородкою ухо чесал Серафиме с весьма угрожающим шопотом; тер себе синюю шишку; и пальцем на что-то показывал.
А Серафима — с губой, отвисающей глупо, толкалась плечом под губою его, выгнув спину дугою.
Шарахались оба —
— от пятками пятавшего старика
— и от —
— Тителева,
— прижимавшего в кубовый угол огромную, бразилианскую бороду.
— Ты справедливость свою, — гребанулся профессор рукой и ногой, — показал мне…
Сломался другою ногою под задом, вцепившися фалдами в пол: не профессор Коробкин, а злой, шестипалый тарантул, прыжками огромными прядавший, —
— около, —
— желтой и нервной осы, просадившей впустую от брюха оторванное — свое — жало!
Оса — домирала:
Отдельное, нервное, жало, без туловища быстрым сжимом: подергалось!
— Насмерть трамвай раздавил, говоря рационально, жену: тебе жалко?
Из красного лая — на кубовый сумрак:
— Допустим, — просумеречило.
— В мгновениях рвутся — аорты, артерии: ты, эгоист, — слез не льешь? Ты животное, как и баран, — жрешь баранину?
— Галиматейное!
— Не эксплоатируй, буржуй, класса «sapiens», орангутанга, которому сифилис ты прививал: ради целей научных, полезных одной разновидности, но не полезных другой; род же — общий-с!
И лбиною, точно булыжником яйца, — закокал по лбу он:
— Хозяйство планеты, — скудеет: и ты, социалист и хозяйственник, завтра подпишешься под зарезаньем рабочим рабочего в равносвободной планете, чтобы миллиарды рабочих дитенышей скудный последний кусочек не вырвали б у миллионов оставшихся: ради спасенья «homo».
— Негомкайте и не хватайтесь за этот вопрос! — пересчитывал крапы обой себе в руки сжимающий Тителев, — мы, социалисты, расширим хозяйство планеты: планетами же.
— Убывание скорости света — доказанный факт: убивает хозяйство созвездий — в пропорции геометрической
— Ты-то, — и Тителев свесил с колена носок, — разогреешь созвездия?
— Да-с!
— Чем?
— Любовью.
— Пустой парадокс!
Никанор с Серафимой, не смея приблизиться ближе, шептались: случилось или не случилось ужасное что-то между — сумасшедшими?
Что перед ними разыгрывалось? Пререкание дружеское с очень жуткими шутками и реквизитами страшных гримас?
Или тут — нарушение всех человеческих и нарицаемых бытов в едва ли понятные, ненарицаемые: в насекомьи!
— Мне боязно!
Синяя птица
— Вопрос не во мне-с: согреваю вселенную я или — нет; она ухает смертоубийствами солнц; чтобы их отогреть, надо броситься к атому и к овладенью теплом, скрытым в нем; а не строить убийства из планов, весьма справедливых; я грею вселенную — сопротивлением; в этот момент…
Он себя ощущал на крутейшей дуге — у прокола последнего атома: атом коснеющий — вот он —
— проколет —
— теплом!
Глазик, —
— точка, ничто, —
— целясь в точку невидимую, прорешая вопрос, раз решенный, расширился в диск световой, превращающий в пламя пожара — вселенную!
— Вот-с!
И конвертец с открытием вынув, пощелкавши пальцем в него, он его — изорвал и осыпал из стула прыжком сиганувшего Тителева дождем мелких лоскутиков:
— Он — сумасшедший!
Все — бросились; и, захвативши за руки, куда-то вели; он же руки руками отвел; его белые брови, ударясь в межглазье, как молнию высекли молния врезалась в перья обойного фона, златистые, с просверком —
— темно-вишневых, кометных хвостов!
Не увидел, как Тителев, в ноги себе подпираясь руками, почти бородой лег на пол, точно кланяясь в ноги: лоскутикам.
— Не сотворите кумира!
Увидел; и — ахнул он: —
— старый товарищ, идеями прядающий,
точно бог, —
— не во имя свое,
а во
имя идей, —
— с громким мыком заползал перед сапогом, над надорванным желтым клочком.
И профессор Иван, свою бороду вздернув и руки сложивши под ней, озарился теплейшею мыслью — поднять его на ноги; и Серафима ловила пролет звуков мысли, как птицы, — из глаз его:
— Брат, — успокойтеся!
И руку свою положив на упавшего брата с улыбкой седою, но хитрою, пророкотал:
— Старый мир, — успокойся, — стоит у последней черты: мы бросаем игру.
И он выбросил руку, как с пальмовой ветвью, чтоб… жилы не лопнули: — как посинели, надулись они!
— Принцип — здесь, — показал на межглазье.
