Забрасывает удку друг мой. Но крючка и червяка на ней не сыщешь, лишь слово колдовское рыбак мой шепчет и целует леску.
Проходит ночь. Он терпеливо сидит над океаном звездным. Чего он ждет? Кого?
Плывет рассвет. Бледнеют звезды и прячутся в лазури ясной. Рыбак сворачивает леску, задумчиво идет домой.
А ночью снова — безнадежный лов
И все же — может быть, прицепится вдруг кто-то на слово колдовское?
А вдруг…
Сидит рыбак, плывет над звездными ветрами. И паруса плакучих ив шумят тревожно…
— Хорошо, — сказала Галя. — И правда.
— Что правда? — не понял Григор.
— Безнадежный лов. Ничего не нацепится на леску рыбака. Напрасно люди ждут.
Разве что рыба сама захочет — Какая рыба? — удивился парень.
— Бог, — просто ответила девушка.
— Вы серьезно? — растерянно спросил Григор.
— Почему бы и нет?
— Никогда не думал… что моя миниатюра вызовет такие мысли.
— Такие мысли может вызвать любой образ, — возразила Галя. — Даже червь.
Помните, у Державина: «Я червь, я Бог!»
— Помню. Но вы…
— Что?
— Разве вы верите?
— Не то слово — вера. В обычном разумении у меня веры нет, а в глубинном — есть.
Быть может, это не вера, а интуитивное знание.
— Я поражен…
— Тогда что же? — насмешливо спросила Галя. — Наши пути разошлись? Или, быть может, начнете меня перевоспитывать? Приносить популярные атеистические книжечки? Водить в кино?
— Галя!..
— Не будете? Тогда хорошо. Не бойтесь — я не сектантка. Не люблю лицемерных, суеверных собраний, где во имя Бога произносится столько хвалы и курится фимиам.
Он уже давно бы умер от тоски и ужаса. Мой Бог похож на вашу чудесную Рыбу, его не поймаешь на крючок молитвы или на червя лести…
— Какой же он? — осторожно спросил Григор.
— Не знаю. Он прекрасный — это я ведаю точно, верю. Он герой и рыцарь. Он молчаливый и громогласный. Он жалостливый и грозный. Он всесильный и незримый.
Он везде… и нигде…
— Это просто опоэтизированный человек, — вздохнул парень. — Вы создали в своем сердце идеал. И поклоняетесь ему…
— Может быть, так. А может, и нет.
— Странно. А как же ваш скепсис?
— Какой?
— По отношению к людям? В человеке много отвратительного — это правда. Но ведь причина мира (так веруют все религиозные люди), а значит, и всего, что происходит в нем, — Бог? Со скульптора спрашивают за никчемное изваяние, с сапожника — за испорченные сапоги…
— А Бог отвечает за скверный мир? — насмешливо подхватила Галя.
— А как же?
— Бог не имеет никакого отношения к миру.
— Как так?
— А так. Вы же мыслящий человек. Неужели всесильный дух стал бы заниматься созданием ограниченных миров? Каких-то шариков, планет, солнц, а тем более — микроскопических муравьев, называемых людьми?
— Я изучал десятки различных религиозных и философских течений Востока и Запада.
Большинство апологетов утверждают, что мир создан волею Творца, как бы он ни назывался… Брахмой, Иеговой, Ормуздом, Зевсом… Правда, древние гностики утверждали, что Превышний Отец, называемый Истиной, не повинен в творении нашего многострадального мира, что это — дел рук злого создателя, архонта нижних сфер.
Но эти странные идеи встретили решительное возражение отцов церкви. Так что творцом Вселенной все же следует считать Бога…
— Возможно, и так, — равнодушно согласилась Галя, допивая кофе. — Всякий бракодел — творец, на высоком месте или на низком. Но при чем тут Бог? Я в это понятие вкладываю свое, заветное. Его нельзя передать. Какое мне дело, что об этом говорили те или иные мудрецы? Да и что такое мудрость? Я принимаю Солнце таким, как оно есть, как оно кажется мне, а не таким, как его описывают астрономы или астрофизики…
— Откуда это у вас, Галя?
— Что?
— Такое мышление?
— Плохое или хорошее?
— Не знаю. Опасное. Тревожное, волнующее. Мне кажется, что вы шутите, разыгрываете меня. Впрочем, нет. В глазах у вас — гнев. И ясность. Не пойму, не уловлю. Такие мысли, как у вас, появляются тогда, когда человек переживет глубокую драму. Горе высекает искры нового понимания. Но мистика…
— Я не мистик! — взмахнув крыльями ресниц, возразила девушка. — Медику почти невозможно быть мистиком. Каждый день — физиология, внутренности, грязь. Надо очень любить скрытую сущность человека, чтобы не возненавидеть его физиологию.
Знаете что, Григор? Давайте оставим эту тему… Может, когда-нибудь… Хорошо?
— Хорошо, — неуверенно согласился Бова. — Но вы обещали прочитать свои стихи…
— О любви, — улыбнулась Галя. — Пойдемте отсюда. По улице Зоологической. Там уютно… и я попытаюсь вспомнить.
Григор расплатился с официанткой. Они вышли под крону весенних деревьев. Парень шагал задумчивый, растерянный. Галя иногда искоса посматривала на него. В воздухе поплыл зной, начало припекать. Они сняли плащи. Мимо проносились редкие машины, из-под колес брызгала жидкая грязь.
— Ну что ж, начну, — сказала девушка. — Только не перебивайте. Хорошо?
— Хорошо, Галя.
— Любовь, — медленно промолвила Галя, словно смакуя это слово, будто прислушиваясь к его звучанию. — Любовь…
