которые укладывают их одним ударом лапы. Хитрые и гордые звери знают, что после победы над львами им можно и отдохнуть, но, совсем как виртуозы на сцене, охотно выступают на «бис».
К полудню все стадо уничтожено. Охота прерывается: пора поесть и отдохнуть. Гепарды растягиваются в тени специально устроенного для них навеса и дремлют, позволяя служителям массировать себя и гладить. Им дают немного поесть, именно немного, потому что ближе к вечеру зверям предстоит еще поработать. Не исключено, что где-то близко рыщут и другие хищники.
Со льва, убитого Аруджем, уже содрана шкура, а зверь, отловленный Хасаном, посажен в клетку. Его доставят в большой зверинец при дворце.
Слуги собирают оружие – его нужно почистить и смазать, – ставят вспотевших и тяжело дышащих лошадей в тень. Они отряхивают пыль с одежды и тюрбанов охотников, заботятся о том, чтобы все смогли помыть руки и ноги, вытереть лица горячими ароматными салфетками, разносят теплое питье и скромные закуски. Господа усаживаются в тени балдахинов и наслаждаются ветерком от огромных опахал.
После обеда и непродолжительной беседы гости уходят отдыхать в шатры, сулящие покой и прохладу.
Наконец выдается немного свободного времени, чтобы изложить Аруджу план похода.
Разворачиваются карты, и за чашкой красного, чуть кисловатого, ароматного настоя идет неспешный разговор.
На картах четкими линиями прочерчены предполагаемые пути кораблей: вопрос об окончательном маршруте будет решен в момент отплытия, но во время плавания он может измениться из-за неустойчивой в зимнее время погоды или если того потребует главная цель похода, – да благословит Аллах любую неожиданность, которая позволит накормить людей в этот неурожайный год.
Берберы предполагают разместить армаду своих галиотов в самом узком месте – между Сицилией и Африкой – и «вылавливать» все, что попадется в эту сеть. Имеются в виду, конечно, чужие суда, откуда бы они ни шли и какой бы груз на них ни был. Если в трюмах захваченных судов окажется продовольствие, оно немедленно будет доставлено на склады Алжира; если там обнаружат товары, годные для продажи, их тоже придется обменивать на продовольствие. А когда эта главная задача будет выполнена и погода окажется благоприятной, а экипажи – надежными, флот можно будет направить севернее.
– Не слишком ли вы самоуверенны? Кто так разрабатывает военные планы? Перед вами простейшая задача – набить трюмы продовольствием, а когда она будет выполнена, к чему искать новых приключений? Такая прогулочка может обойтись нам слишком дорого. Какой смысл разыгрывать из себя отважных героев, когда наступают холода, а фортуна отвернулась от нас? – вопрошает Арудж, сняв механическую руку и размахивая пустым рукавом. – Этот год для нас выдался черным, зачем же искушать судьбу?
– Да нет, сейчас как раз самый подходящий момент, – откликается Хайраддин. – В нынешнем году фортуна достаточно над нами поизмывалась: ей, должно быть, уже надоело злиться, скорее всего она повернется к нам лицом. Мне, например, кажется, что перемены уже начались, – разве сегодняшние прекрасные трофеи не лучшее тому подтверждение?
После полуденного отдыха вновь начинается охота. Те, кто устал, могут либо остаться в тени на открытом воздухе, либо отправиться в ближайшую деревню, где уже готов караван-сарай для ночевки.
Рум-заде лучше отправиться в деревню, где он сможет хорошенько помыться и сменить повязку с ужасно вонючей мазью: во время охоты он подвернул ногу и исцарапался колючками. Друзья посмеиваются над ним, представляя, как он покажется своему сирийскому дядюшке в таком виде – весь в синяках и ссадинах.
Арудж-Баба до того счастлив своей удачей, что готов даже расстаться со шкурой убитого им льва: пусть Рум-заде отвезет ее в подарок матушке. Но юноша отказывается: он считает, что шкура должна остаться у Арудж-Бабы на память о первом звере, которого он убил серебряной рукой.
Вообще-то бейлербей не терпит никаких возражений, но на этот раз не упрямится: в такой радостный день грех портить себе настроение, и потому он преподносит юноше другой подарок: Рум-заде увезет с собой живого льва в крепкой клетке. И юноша вынужден согласиться.
Следопыты извещают охотников о том, что их ждут новые прекрасные трофеи. Распорядитель охоты подает сигнал, и все трогаются в путь.
Теплым и безветренным осенним утром, совсем рано, пока все еще спят, Осман Якуб на цыпочках пробирается в любимый висячий сад Аруджа.
Для ухода за деревьями и цветами во дворце держат трех опытных садовников и уйму слуг, их помощников и мальчиков на побегушках, но за розами, что вьются по стене комнаты Аруджа, никто не ухаживает. Возможно, потому, что хозяин не выносит, когда вокруг него толкутся люди, и все боятся попасть ему под горячую руку; а может, и потому, что эти розы – крепкие, выносливые и не требуют какого-то особого ухода. В общем, их обделяют вниманием, – впрочем, так часто бывает и у людей по отношению к здоровым и сильным отпрыскам.
Когда садом занимался Осман, он проводил там много времени, ставил всякие опыты. «И не зря старался!» – думает он, глядя на своих любимиц.
«Дамасская красавица» вот-вот опять расцветет. Такой поздней осенью почти ни у кого розы уже не цветут. Когда Осман Якуб украшает этими розами вазы со сластями или подносы на пирах, многие интересуются, как он их выращивает, но старик хранит свою тайну: пусть его растения останутся редкостью.
Роза рядом с «дамасской красавицей» сейчас неказиста с виду, и листья ее слегка привяли от ветра, но это редкостный цветок – лепестков у нее больше, чем у розы царя Мидаса: в какой-то книге Осман вычитал, что у той было шестьдесят лепестков, и это считалось чудом. А у розы Османа лепестков не меньше сотни.
Чтобы укрыть бутоны от слишком сильного ветра, Осман сделал для них колпачки, которые выкроил из старых газовых вуалей жен Аруджа и Хайраддина… Шиповник поливают слишком часто, это ему не на пользу. Лекарственную розу пора кое-где подрезать, освободить от сухих побегов и листьев. С ранеными цветами надо обращаться так же, как и с раненым человеком, и не оставлять грязь на месте среза, но у садовников терпения не хватает.
Не следовало передавать им на попечение этот сад, полный редкостных растений и всегда бывший только в его ведении. Но Арудж-Баба заупрямился:
– Из-за всех этих дел ты не сможешь как следует ухаживать за мальчонкой!
Конечно, Хасан был самым нежным, самым драгоценным цветком и ради него стоило пойти на жертвы, но сколько раз в жизни трудолюбивому Осману Якубу – Сальваторе Ротунно приходилось заниматься множеством дел сразу! Надо только поменьше спать, следить, чтобы песок в часах не пересыпался зря, и тогда день становится длиннее.
Крадучись словно воришка, высунув от напряжения кончик языка, старик что-то подвязывает, прикручивает, обрезает лишние ветки двумя остро заточенными ножами, то и дело откладывая какие-то листки, ягоды, кусочки мха в подвешенный к поясу мешочек – для своих снадобий. Многие из них уже давно известны, но Осман часто привносит в них что-нибудь новое. Так, например, в обычный настой шиповника, помогающий от укуса собаки, он добавляет почки персидской целебной розы – это значительно усиливает действие лекарства.
Из одних роз или из роз, смешанных с другими растениями, Осман изготавливает столько лекарств, что ими можно заполнить целую аптеку: тут и порошки, и мази, и настойки, и экстракты, лечебные лепешки для горла, для живота, от всяких воспалений. В общем, у него есть все и на все случаи жизни.
Наполнив свой мешочек и поправив вуалевые колпачки, Осман Якуб взбирается по лесенке, приставленной к парапету, и выглядывает наружу. Человек, стоящий на этом месте, может вообразить, что весь мир распростерся у его ног. Но такая крамольная мысль никогда не посещала Османа Якуба. Ему нравится смотреть вниз, на спящий город. Ему нравится эта почти полная тишина, изредка нарушаемая голосами тех, кто уже проснулся и приступил к работе, нравится приглушенный расстоянием шум моря и крики гоняющихся друг за дружкой птиц, все это приносит ему ощущение полноты жизни: да, он живет и наслаждается жизнью спокойно и отстраненно.
– Осман! Осман Якуб! – кричит какой-то стражник, и эхо разносит его голос.
Очарование нарушено. Может, он слишком перегнулся через парапет и вот-вот свалится в пропасть? Ох
