– Ну и что ты стоишь как вкопанный? – вопрошает Арудж-Баба.
– Жду, когда на меня снизойдет благодать нашего великого Аллаха – здоровье и процветание. Ведь он сам оповестил нас об этом.
Арудж-Баба не разочарован, его даже забавляет неожиданный оборот дела и находчивость старого слуги, который за всю свою жизнь еще никогда не проявлял такой смелости. Краснобородый велит одарить Османа другой жемчужиной – еще более крупной и вдобавок отдает на его попечение двух виверр, обнаруженных на папском флагмане.
Так у Османа появилась новая забота. Впервые он сможет использовать для изготовления благовоний не только экстракты из цветов и трав, но и новое драгоценное ароматическое вещество – мускус. Но этот утонченный и дорогостоящий аромат добывается путем сложных и трудоемких манипуляций. Ведь виверры сами по себе не обладают приятным запахом, наоборот, приходится признать, что от них исходит ужасная вонь, делающая невозможным содержание этих животных в царском дворце. К тому же по ночам они дико орут. Куда же их поместить?
Для начала зверькам отводят место на самой душистой террасе шестого уровня, прямо перед комнатушкой Османа. Терраса уединенная, хорошо проветривается и благоухает цветами. Но неприятные запахи забивают все и, достигая седьмого уровня, наводняют парадные залы, отравляя настроение всем, кто там ужинает, беседует, заключает договоры. И потому виверр переводят на пятый уровень. Но их ночные концерты пугают женщин и мальчиков из гарема Арудж-Бабы и Хайраддина. Приходится выдворить их и оттуда. Поскольку дворец Краснобородых расположен уступами, охватывающими целый холм и спускающимися к самому морю, а нижние его уровни по мере удаления их от главных монарших покоев утрачивают свою престижность и более просторны, двух вонючек виверр устраивают на четвертом уровне. Там они сейчас и находятся.
Кормление зверьков и чистка их клеток поручены Пинару, которого освободили от морской службы и приставили к испано-германским дамам. Они тоже временно обитают на четвертом уровне по причинам, мало чем отличающимся от причин, по которым перевели сюда виверр: и те и другие всем мешают. Иностранки не могут жить на верхних уровнях: покои властителей – неподходящее место для пленниц, ожидающих решения своей судьбы, так как даже цена выкупа за них еще не определена. Рядом с гаремом им тоже не место. Несмотря на то, что число его обитательниц – жен, наложниц и просто служанок – постоянно меняется, появление каждой новой женщины во избежание всяких недоразумений четко оговаривается. И потому для маркизы де Комарес и Анны де Браес отвели помещение на четвертом уровне, где нет других женщин и каких-либо присутственных мест. В основном здесь живут стражники, которые днем и ночью охраняют входы и выходы на верхних уровнях. Кроме того, соседство виверр и иностранок в известном смысле даже удобно, так как зловоние, издаваемое зверьками, служит своего рода гарантией от посягательств на женщин: их честь должна тщательно охраняться, пока есть надежда, что кто-нибудь предложит выкуп и увезет их на родину.
Анна де Браес рада встрече со своими попутчицами, зато у маркизы появился еще один повод оплакивать свою судьбу. Ее, совсем как во время плавания, выворачивает от вони, распространяемой этими гнусными тварями, что досаждали ей на корабле куда сильнее, чем качка в бурю.
– Маркиза, вы, пожалуйста, не волнуйтесь, – успокаивает ее Осман, – период, когда они издают зловоние, скоро кончится, и они станут распространять приятный аромат, полезный для здоровья тех, кто его вдыхает, и придающий блеск глазам и необычайную нежность коже.
Все это, конечно, болтовня, и нельзя сказать, что маркиза слепо поверила, но, поскольку зверьки – диковинка, иного она утверждать не может и потому вынуждена молчать. Дни идут, и маркиза понемногу начинает привыкать и к новой обстановке, и к частым визитам слуги-салернца, который обожает подолгу болтать с ее племянницей.
По прибытии в порт, после четвертования надсмотрщика, Анна долго пребывала в мрачном настроении. Осман Якуб, душа которого переполнена прямо-таки материнскими чувствами ко всем несчастным, сразу же это заметил. Он начал ухаживать за девочкой, как за хрупким росточком, стараясь понять, где затаилась болезнь. И догадался, в чем дело. Болезнь у девочки – в сердце. Она, как и все невольницы, жила в постоянном страхе, но к ее страху примешивалось еще и разочарование.
Во время плавания, как это на первый взгляд ни абсурдно, она переживала и счастливые часы: радостно было сознавать, что вместо незаслуженного наказания она получила наконец возможность свободно двигаться и говорить, не подчиняясь требованиям строгого этикета. Не без злорадства наблюдала Анна за тем, как ее родственники, эти зловредные опекуны, теперь вынуждены подчиняться требованиям других. На корабле она испытала новые чувства и новые страхи, ее манило таинственное, неизвестное будущее, она видела, что карты ее судьбы перемешались: началась совсем другая игра. Радовалась Анна новым знакомствам… Добрый и веселый Пинар, принц Хасан, с таким хладнокровием взбирающийся на мачты и ванты, укрощающий бури и читающий стихи…
Но по приказу того же принца Хасана на ее глазах четвертовали человека, чтобы отметить прибытие судов в родной порт. Тут сказка превратилась в кошмар: эта страшная картина до сих пор стоит у нее перед глазами.
После возвращения домой у Хасана появилось столько новых дел – ему уже не до чтения книг с пленницами; но однажды, когда он хотел подойти к Анне, она вдруг убежала. Найдя укромное местечко в саду, она плакала, ни на что уже больше не рассчитывая, и, совсем как тетушка в ту страшную ночь на море, молила Бога, чтобы он послал ей смерть. Молила всерьез, не надеясь, как маркиза, на то, что в последнюю минуту придет спасение от какого-нибудь святого. Анна молилась и ждала смерти как избавления, крепко зажмурив глаза и впиваясь ногтями в ладони сжатых рук.
Но незваный спаситель все же появился. И это был не святой, а Осман. С душевной жалостью и состраданием он стал гладить девочку по голове и напевать тихие песни, пока она не заснула, а потом на руках отнес ее к тетушке, которая, решив, что перед ней сатир, овладевший ее племянницей, встретила Османа криками и бранью.
Судьба оказалась милостивой к Сальваторе Ротунно: сначала она дала ему сына, которого надо было вырастить, теперь подарила дочку, нуждающуюся в его заботах.
Наконец с помощью успокоительных травяных настоев и песенок Осману удалось согнать с лица девочки выражение тоски и страха, делавшее ее похожей на подбитого зяблика. Вскоре укрепляющие отвары, добрые слова, задушевные беседы и небольшие поручения вернули улыбку на ее лице. Да, она улыбалась – назло тетушке, наперекор своей горькой доле пленницы. Чего Осману не удалось, так это изменить мнение девочки о его любимом сыночке. О нет, для Анны де Браес Хасан теперь был просто пиратом с черной душой, предателем.
– А вот этого я тебе не позволю говорить! Что и кого он предал?
Анна, ничего не ответив, убежала. «Со временем, – думал Осман, – малышка поймет, что у каждого человека своя судьба, предначертанная свыше. Анна рождена, чтобы стать женой какого-нибудь важного господина, Осман – чтобы создавать всякие настои, ухаживать за Хасаном и иногда быть козлом отпущения для Аруджа. Хасан же рожден для свершения великих и славных дел, но иногда – что тут поделаешь! – ему приходится сносить головы или четвертовать каких-нибудь бандитов».
XI
Работы на верфи, специально возведенной в порту для ремонта папских галер, идут полным ходом.
Со второй галерой особых хлопот нет: надо только устранить некоторые повреждения, полученные судном во время морского боя, назначить сумму выкупа и ждать предложений из Рима. Если таковые не поступят, уже есть охотники купить ее.
Что касается флагманской галеры, то, судя по всему, Рим осторожно, через посредников, предложил за нее бешеные деньги: заполучить галеру – вопрос престижа, но в Алжире приняли решение ни за что не возвращать ее бывшему владельцу. Возвратить флагманское судно, пусть и за огромный выкуп, – все равно что вернуть врагу захваченные в бою знамена.
Папский флагман можно было бы просто присоединить к флоту Краснобородых, но им корабль такого типа ни к чему: он нуждается в экипаже с постоянными обязанностями, матросы на нем не могут быть одновременно и солдатами. К тому же судно слишком тихоходно, а при полной загрузке становится
