Не слыша и не слушая больше ее болтовню, Алексей бросился к невысокому холму за деревней, на котором сплошь росли светлые березы.
Когда он выезжал из Москвы, сияло солнце, но здесь, в «Москве», погода переменилась совершенно; занятый поисками сестры, Алексей просто не заметил, как это произошло. И вот теперь он поднимался на холм под все нарастающий шум деревьев, такой могучий и зловещий, словно это шумели не тонкие березы с легкими ветками, а огромные кедры в глухой тайге.
Он все ускорял шаг, приближаясь к роще, и между деревьями уже бежал, оглядываясь при этом как-то затравленно.
Сестру он увидел почти сразу – она ни от кого не пряталась. Ее платье ярко белело в яркой же летней траве, и казалось, что это белеет ствол упавшей березы. В том, как Ирина лежала на траве лицом вниз, была такая безжизненность, что Алексея охватил ужас.
– Ира! – Он бросился к ней, упал рядом на колени. – Ты что, Иринка?
Она молчала, не двигалась. Он потряс ее за плечо, перевернул. Глаза у нее были закрыты.
– Ира! – снова позвал Алексей. – Тебе плохо?
Ресницы у нее дрогнули – может, от ветра? Да нет, от ветра не могут дрогнуть ресницы, даже такие длинные, как у нее! Ирина открыла глаза. Взгляд был совершенно ясный, даже слишком ясный – он был наполнен сильнейшим напряжением.
– Его нет, – сказала она.
– Ну нет и нет, – сердито хмыкнул Алексей. – Скатертью дорога!
– Я оказалась ему не нужна. Все это оказалось ему не нужно.
Отчетливость, с которой звучал ее голос, только усиливала жуткое ощущение безжизненности интонаций.
– Ира, – стараясь говорить как можно спокойнее, сказал Алексей, – так бывает, и довольно часто. Жизнь вообще довольно… жесткое событие. Этого не надо бояться.
– Я не боюсь. – Ирина улыбнулась. Улыбка была мертвая. – Она мне просто не нужна. Жизнь.
– Ну, это ты брось. – Нелегко ему давался спокойный тон! – Сто раз еще влюбишься, и это все забудется как плохой сон. Ты так к этому и относись – как к плохому сну.
Он обрадовался точно найденному определению.
– Сон?.. – задумчиво проговорила Ирина. – Да, сон… Все ушло. Жизнь ушла. Помнишь, я говорила, что вся на него настроена? Сбилась настройка. Значит, только сон и остался.
Алексей не очень понимал, о чем она говорит.
«Следить за ней пока надо повнимательнее, – подумал он. – Мало ли что ей по глупости в голову придет! Вот время пройдет, и все наладится».
Алексей поднял Ирину с земли – она поддавалась машинально, руки болтались и ноги подгибались, как будто из нее вынули прочный каркас. И когда она шла с ним рядом под гудящими от ветра деревьями, каждый ее шаг говорил об одном: что сил для жизни у нее не осталось.
Алексей ни минуты не сомневался, что это у нее пройдет, и думал даже, что пройдет это гораздо скорее, чем он может рассчитывать. Ведь сестре всего восемнадцать лет. Кто в такие годы станет долго убиваться из-за неудавшейся любви? У нее же вся жизнь впереди!
Забеспокоился он только через несколько месяцев. Да и трудно было не забеспокоиться, глядя на Ирину. Нет, она не казалась страдающей – не плакала, не пыталась, не дай бог, покончить с собой. Она просто… растворилась. Да, именно так – растворилась в окружающем мире, как ветерок в огромном надмирном воздухе.
Она прекратила общаться со всеми своими подружками, которых прежде было у нее немало, перестала читать, да что там читать, даже телевизор смотреть перестала – она вообще перестала интересоваться чем бы то ни было в жизни. Возвращаться в город отказалась – можно было бы сказать, что отказалась категорически, если бы такое резкое слово хоть сколько-нибудь было к ней теперь применимо. Нет, она не скандалила, не кричала – просто сидела целыми днями у себя в комнате или на дачной веранде, и даже прогуляться по окрестностям ее было не вытащить.
Конечно, она была больна. Поняв это, родители впали в панику. К Ирине стали приглашать докторов – ездить к ним сама она отказывалась. Знакомств в медицинской среде у родителей было достаточно, и врачи приглашались самые лучшие. Но они лишь высказали то, что и без них было понятно: у девочки тяжелая депрессия, которую надо лечить, причем не только медикаментами.
– Не давайте ей задумываться, – посоветовал один особенно уважаемый профессор. – Ей нельзя погружаться в себя, это для нее губительно.
И родители, которые в связи с дочкиной болезнью вышли на пенсию, и Алексей, насколько хватало времени, делали все, чтобы следовать этому совету. Ирину ни на минуту не оставляли в одиночестве, ее рассеянное внимание пытались привлечь хоть к чему-нибудь, ей взяли милого, смешного щенка лабрадора в надежде, что забота о животном ее увлечет.
Все было напрасно – она жила как во сне. Те странные слова, которые Ирина произнесла в бушующей под ветром березовой роще и на которые Алексей не обратил тогда внимания, оказались единственным точным определением ее нынешней жизни.
– Алеша, ты не старайся зря, – сказала она однажды, когда Алексей в очередной раз попытался зазвать ее в кино – помнишь, как я тебя маленькую в кино водил? – Со мной ничего страшного не происходит. Просто я погрузилась в то, во что не надо человеку погружаться.
– Во что человеку не надо погружаться? – не понял Алексей.
– В любовь, – спокойно, без тени тревоги ответила Ирина. – Наверное, она человеку не нужна. Я этого просто не понимала. А теперь понимаю, и мне легко. Мне очень легко и спокойно. А Касю отдай, пожалуйста, Никитке с пятой дачи. Ему нравятся лабрадоры.
Алексею стало не по себе от этих спокойных слов.
«А ведь она права, – мелькнуло у него в голове. – Она ведь была совершенно нормальная, веселая, живая. Пока… все это с ней не случилось. Эта любовь…»
Он прогнал эту мысль усилием воли. Алексей вообще не любил отвлеченных размышлений – все его представления о жизни складывались как следствие вполне определенных событий. И он был уверен, что такие вот неотвлеченные представления о жизни – самые правильные.
А Иринино состояние со временем сделалось для всех привычным. В конце концов, не таким уж страшным оно было. К тому же удалось подобрать для нее хорошее немецкое лекарство, и она постепенно начала даже интересоваться книгами. Только надо было следить, чтобы она не забывала это лекарство покупать, особенно после того, как один за другим умерли родители и она стала жить на даче одна. Время от времени она, правда, стала выбираться и в город, но никогда там не задерживалась.
Алексей, наоборот, много лет не ездил на дачу: слишком неприятные воспоминания были у него связаны с «Москвой» из-за Ирининой болезни. Но последнее время он стал там бывать и сам теперь привозил сестре лекарство вместе с новыми порциями книг. Книги и сейчас лежали на заднем сиденье его машины, которая медленно двигалась к выезду на Ярославское шоссе.
Он давно привык к Ирининому состоянию. И давно понял, что она права: есть вещи, в которые человек погружаться не должен. Даже прикасаться к ним не должен.
Глава 3
Ирина встретила брата на веранде. То есть она его не встречала вообще-то, а просто сидела на веранде и читала.
– Алеша! – улыбнулась она, поднимая глаза от книги. – Что же ты не позвонил? Я думала, ты еще в отпуске.
– Вчера вернулся. Ну как ты?
– Как всегда. Погода хорошая, я целыми днями на воздухе.
– Ну и хорошо. Я тебе книжки привез.
– Английские?
– Разные. Возьми там, в машине.
Он мог и сам принести книги в дом, но Ирине необходимо было как можно чаще совершать какие-нибудь направленные усилия.
– Ты побудешь на даче? – спросила она, спускаясь по ступенькам веранды.
