– Нет, сегодня в город вернусь. Я уже на работе.
Ирина не спросила, как он отдохнул, где был. Наверное, это должно было бы его обидеть, но не обидело. Алексей привык, что сестра живет в собственном, почти аутичном мире и любые явления внешнего мира ее не интересуют. В том числе и подробности жизни брата.
«А кого они вообще интересуют, эти мои подробности?» – вдруг мелькнуло у него в голове.
Но развивать эту мысль он для себя не стал.
– Пообедай со мной, – сказала Ирина. – Я сварила зеленый борщ. Знаешь, на лугу щавель растет? Вот из него.
– Да, спасибо, – кивнул Алексей. – А сметана есть?
– Я в деревне взяла. У Кати, у которой молоко беру.
Ирина ела как птичка, и покупать продукты в деревенском магазине не составляло для нее труда. В основном она вообще питалась молоком, которое брала у одной из юрцовских хозяек.
Иногда Алексей думал, что такая вот размеренная жизнь самая правильная и есть. Правда, он не завидовал такой жизни, потому что и его собственная жизнь была построена на ровных началах. И его это устраивало. Вполне устраивало!
Англия всегда нравилась Алексею, и он был горд, когда у него появились в этой стране заказчики. Это означало, что его фирма вышла на высокий уровень доверия, и это радовало само по себе.
Не говоря уже о том, что ему просто нравилось ездить в Лондон. Он даже немного стеснялся этого. Хотя, собственно, чего стесняться? Красивый город, и, главное, отмечен живым разнообразием.
Алексей не мог забыть, как поразил его Баку, куда он приехал однажды в командировку. Он ходил по улицам и долго не мог понять, почему такое унылое впечатление производит на него этот город. И наконец догадался – Баку был однообразен! В нем не было того множества разнонациональных лиц, к которому Алексей привык в Москве, и от этого город был монотонен во всем – в образе жизни, в поведении людей.
А Лондон сразу показался ему близким именно из-за многоликости, которой был отмечен.
И принятый в этом городе – точнее, наверное, во всей Англии – стиль общения, дистантный и доброжелательный одновременно, тоже оказался ему близок.
Особенно этот стиль был заметен в поведении его деловых партнеров, причем не только англичан, но и русских. Собственно, именно с русским эмигрантом Дежнев и наладил свои первые дела в Великобритании.
Правда, Иван Васильев был эмигрантом уже во втором поколении – в Лондоне оказались после Второй мировой войны его родители. Сначала их угнали в Германию из белорусской деревни, потом они попали в концлагерь, потом их освободили войска союзников… Так они стали европейцами, и сын их, родившийся в сорок шестом году в Лондоне, был уже настоящим англичанином, хотя свободно говорил по-русски.
К Ивану Павловичу Васильеву Дежнев и попал на первый свой ужин в английском доме.
Васильев жил в предместье, и, увидев его дом, к которому вела от ворот посыпанная мелким гравием и обсаженная невысокими кустами аллея, Алексей подумал, что хотел бы жить именно так – в таком вот доме в тихом предместье. В этой мысли не было ни тени зависти – у него к тому времени было уже достаточно денег, чтобы купить такой же загородный дом, хоть близ Москвы, хоть близ Лондона.
Так что зависти не было. Но неожиданность в самом этом желании, конечно, была. Алексей родился в мегаполисе, притом таком непростом по всему ритму своей жизни, как Москва, и это его никогда не угнетало. Он не страдал ни от многолюдства, ни от загазованности, ни от жесткости отношений, неизбежных в большом городе… И отчего вдруг вызвал у него такое душевное расположение тихий английский дом, возвышающийся в глубине небольшого старого парка?
Иван Павлович встретил Алексея у входной двери.
– Вы точны, – сказал он, улыбаясь. – Слышали, наверное, что англичане пунктуальны, и решили соответствовать?
– Да нет, – улыбнулся в ответ Алексей. – Просто привык приходить вовремя.
– А у нас вообще-то всякое бывает. Пьют англичане много и начинают с самого утра, так что опоздания случаются. Но в целом, конечно, безалаберности нет. Проходите, Алекс. Вы очень голодны? – спросил он, пропуская гостя перед собою в стеклянную дверь. – Я хотел попросить вас подождать с ужином буквально полчаса. Приедут моя дочь и внучка – они уже в пути.
Конечно, Алексей заверил Васильева, что потерпит с ужином. Да и терпеть не пришлось – не так уж он был голоден, к тому же хозяин развлекал его экскурсией по дому и, главное, по саду, которым занимался сам, и с большим воодушевлением.
Он показывал гостю какие-то особенные кусты, которые выписывал из разных стран, и тюльпаны, за луковицами которых специально ездил каждый год в Голландию, и разные дизайнерские штучки вроде окрашенных бронзовой краской старых башмаков, приспособленных под цветочные горшки – их он купил на недавней садовой выставке в Челси…
Алексей никогда не увлекался садоводческими затеями, но вдохновенный рассказ Васильева увлек его так, что полчаса пролетели незаметно.
– А вот и Елена! – сказал наконец Иван Павлович. – И Лизонька.
По садовой дорожке шла высокая молодая женщина. Она была каким-то удивительным образом похожа на дом Васильева, особенно на ту широкую, хрустящую гравием центральную аллею, которая почему-то так понравилась Алексею в первую же минуту, когда он ее увидел. Сначала он не понял, что общего у этой женщины с гравийной дорожкой, а потом догадался: общим было чувство, которое вызвали у него оба эти явления, аллея и Елена. Они обе были частью какой-то очень красивой в своей простоте и ясности жизни.
Иван Павлович представил гостя. Елена мило улыбнулась, подала руку для рукопожатия. Это показалось Алексею необычным, чтобы женщина подавала руку, но очень ему понравилось: в этом жесте чувствовалась такая же непринужденная красота, как и во всем облике Елены.
Вслед за мамой к гостю подошла Лиза. Она была симпатичная, кудрявая и тоже очень спокойная. Когда прошли в дом и уселись за стол, девочка никого не теребила, не вмешивалась во взрослый разговор и даже ела сама, хотя на вид ей было всего лет пять.
– Вы надолго в Лондон? – спросила Елена, перекладывая с большого блюда Алексею на тарелку утиную грудку под апельсиновым соусом.
– На неделю, – ответил он. – Дела думаю закончить дня за три и еще несколько дней по Лондону погуляю. Нравится мне ваш город!
– Приятно слышать, – улыбнулась Елена. – Я тоже его люблю. Ведь я в нем родилась.
Она говорила по-русски правильно, без ошибок, но с едва слышным акцентом и с той легкой речевой неточностью, про которую невозможно даже сказать, в чем именно она состоит.
Беседуя с ней, Алексей невольно любовался ее внешностью – правильностью всех ее черт. Эта правильность производила бы, возможно, даже холодное впечатление, если бы не милая улыбка, то и дело освещавшая Еленино лицо. Что скрывается за этой улыбкой, Алексей не понимал. Сердечность? Вряд ли – с чего ей быть особенно сердечной к человеку, которого она видит в первый и, вероятно, в последний раз в жизни? Веселость? Это уж точно нет – тон, которым Елена сопровождала эту свою улыбку, был не то чтобы равнодушный, но ровный и не отмеченный той легкой нервностью, которую содержит в себе веселость, проявляемая в обществе постороннего человека.
«Воспитание, – решил Алексей. – Хорошее воспитание и хорошая порода».
В такой оценке он не почувствовал ничего оскорбительного. Слово «порода» как-то очень подходило ко всему, что он сейчас видел, – и к женщине этой, и к дому.
– Я могла бы показать вам Лондон, – вдруг сказала Елена.
Алексей удивился так, как если бы она предложила слетать с ним на Луну. При одном только взгляде на эту женщину невозможно было предположить, чтобы она стала тратить хотя бы минуту своего времени нерационально. А что рационального могло быть в том, чтобы уделять внимание постороннему человеку?
Но, конечно, он никак не выказал своего удивления.
– Спасибо, – сказал Алексей. – Мне это будет очень приятно. Лиза пойдет гулять с нами? – спросил он,
