7
Орландо не составило больших трудов понять, что помещение задней комнаты использовали как кладовую: она была наполнена сухими продуктами, консервами и стеклотарой. У стены высился огромный камерный холодильник[24] — дверь его была распахнута.
— Проверь, — велел Орландо.
Квятковски, сделав три шага, сунул в холодильник голову. Пол и полки были заставлены упаковками молока и яиц, ящиками содовой и пива, стеллажи — сырами, маслом и фасованными мясными продуктами. Донована не было.
— Здесь нет.
В этот момент оба услышали приглушенный массивной железной дверью звук заведенного мотора.
Выскочив из кладовки, Донован хотел было подпереть чем-нибудь дверь, но передумал: узенький проулок, на который она выходила, перегораживал здоровенный несдвигаемый «дампстер».[25]
Оседлав мотоцикл, он сунул ключ в замок зажигания. Шлем остался в заднем бардачке. В момент, когда он выкрутил рукоятку газа, дверь за его спиной распахнулась.
Непрогретый двухцилиндровый двигатель кашлянул, мотоцикл взвизгнул резиной и рванул вперед. Мельком глянув через плечо, Донован успел заметить одетых священниками мужчин, выбежавших в проулок, — у обоих в руках были пистолеты.
Донован устремил взгляд на просвет впереди: пятьдесят метров голых кирпичных стен слева и справа.
Отличная мишень — можно стрелять не целясь.
Пригнувшись к бензобаку, он максимально выкрутил газ и пустил машину зигзагами, петляя на ходу и стараясь изо всех сил избежать заносов на сыром после дождя асфальте. Первая пуля прошла впереди низом, отрикошетив от стены. Вторая пробила выхлопную трубу, отчего мотоцикл оглушительно взревел. Эти люди умели стрелять. Но похоже, в него самого не целились. Значит, по колесам?
В панике Донован за долю секунды успел выправить машину, задним колесом попавшую в выбоину. «Кавасаки» дернулся и резко ушел к стене именно в то мгновение, когда третья пуля, едва не зацепив голень Патрика, звонко отскочила от хромированного блока двигателя. Еще пять метров. Он сжал ручки тормозов и юзом вылетел на проезжую часть, накренив тело вправо, чтобы заложить крутой вираж. «Кавасаки» зацепил бампер проходящего мимо грузовика, водитель которого бешено надавил на кнопку клаксона.
Мотоцикл стремительно заскользил к противоположному поребрику, вынудив Донована резко выпрямить левую ногу, чтобы не сбить старушку, выгуливавшую пуделя. Хриплый рев пробитого глушителя перекрыл ее брань, когда Патрик, выровняв наконец машину, дал полный газ и рванулся вперед.
8
Спускаясь по крутым ступеням из еврейского квартала Старого города, раввин Аарон Коэн вглядывался в укрепления комплекса Храмовой горы. Они покрывали тридцать пять акров вершины горы Мориа — искусственной террасы с прямоугольником сохранившихся мощных стен, парапетов и крепостных валов. Вторая платформа, поменьше, поднималась из центра Храмовой горы и служила основанием храма, господствовавшего над этим местом с конца семнадцатого века, — искусно отделанного здания с массивным золотым куполом, возвышающимся над восьмиугольным цоколем из мрамора и красочными арабскими изразцами.
«Купол скалы» — третья по значимости исламская святыня.
Лишь только взгляд Коэна нашел храм и глаза ослепил яркий блик купола, он съежился от отвращения. Раввин пробормотал молитву, чтобы подавить неискоренимые эмоции, волной поднимающиеся в нем каждый раз, когда он думал о великом иудейском храме, некогда украшавшем самую священную горную вершину в мире. Чувство потери и глубокого оскорбления поднималось в его душе.
Закончив спуск, он подошел к блокпосту перед Вестерн-Уолл-плаза. Здесь, как всегда, предстояло пройти через металлодетектор. Отступив в сторону, он поднял вверх руки. Молодой израильский солдат в оливкового цвета форме и берете, с переброшенным через плечо «узи» поднялся со стула и покачал головой. Достав из сумки зонд, он поздоровался:
— Шалом, равви.
— Шалом, Яков.
Солдат вяло прошелся ручным зондом металлодетектора по рукам, ногам и туловищу хасида. Как всегда, прибор выдал тонкий писк у левого бедра и голени. Вздохнув, солдат на всякий случай осторожно провел рукой по бедру, чтобы убедиться, что там ничего нет.
— Никак не избавиться от этой штуки, равви? — с вежливой улыбкой спросил он, поворачиваясь назад к своему стулу.
— Если избавлюсь, ходить не смогу, — покачал головой Коэн. — Так что привыкайте.
Засевшая глубоко шрапнель была напоминанием о взрывах на иерусалимском рынке Махане Йехуда, в результате которых погибли шестнадцать человек. Десятки людей, включая Коэна, оказавшегося буквально в нескольких метрах от шахида-самоубийцы, были ранены. Несмотря на четыре хирургические операции и пять месяцев в медицинском центре Хадасса, гвозди и металлические шарики остались в тех местах, где их удаление грозило параличом. Почти два года после взрыва Аарон ходил с палочкой.
Обычно перед прохождением металлодетекторов Коэн предъявлял медицинский бедж. Но сейчас этого не требовалось: здесь все очень хорошо его знали. За прошедшие двадцать с лишним лет уроженец Бруклина пятидесятитрехлетний хареди[26] стал одним из преданных сторонников самых влиятельных религиозных и политических движений Израиля, стойким сторонником ультраортодоксального иудаизма. Он ратовал за возвращение в Сион и официальное принятие Халаха (еврейских законов Торы) как принципа управления общественной жизнью. В молодости Коэн отслужил два срока в левой Национальной религиозной партии кнессета, и его кредо было: «Земля Израиля для людей Израиля по законам Торы Израиля». В самых престижных израильских иешивах бурно приветствовались его учения. Иудейские и светские израильтяне пророчили его в претенденты на пост главного раввина.
— Хорошего вам дня, — пожелал солдат.
Прощаясь, Коэн коснулся кончиками пальцев широкополой шляпы и зашагал на выход, чуть прихрамывая. Белые кисточки молитвенного шарфа, надетого под черным жилетом, покачивались в такт его торопливой походке, и легкий ветер играл прядями длинной черной бороды и плотно завитыми пейсами.
Широкая улица вела к открытой секции сохранившейся Западной стены Храмовой горы — пятьдесят семь метров в длину и девятнадцать в высоту — Котелю.[27] Обычно место это полнится евреями, распевающими молитвы, раздирающими одежды и оплакивающими разрушение храма, недаром оно называется Стеной Плача. А туристы здесь просовывают в тончайшие щели между громадными каменными блоками стены царя Ирода записки «на счастье».
Но в последний месяц картина наблюдается совсем иная.
Улицу зигзагами перечеркнули баррикады. Экскаваторы с «обратной лопатой» вываливали каменные обломки на самосвалы, подъезжающие за Навозные ворота, где прежде располагалась стоянка туристических автобусов. Величайшая святыня иудаизма выглядела сейчас как стройплощадка.
Коэн направился на север к высокому арочному входу в туннель Западной стены, части подземной сети древних дорог, резервуаров и водоводов, проложенных глубоко под зданиями мусульманского квартала вдоль западного основания Храмовой горы. До его недавнего закрытия туристы могли пройти пешком по подземному коридору прямо до ступеней, поднимающихся к выходу на виа Долороса у подножия северо-
