— …А мы знакомы?
— Нет, — ответил тот, что помельче.
Он мелкими глотками потягивал кофе, пар тянулся к его темным глазам.
— Но мы прибыли сюда по поручению Святого престола.
И Орландо представил своего коллегу как отца Петра Квятковски.
— Ясно, — проговорил Донован.
— Отыскать вас было непросто, — сказал он, немного приукрасив правду.
В результате процедуры отслеживания паспорта выяснилось, что Донован появился на территории Северной Ирландии седьмого июля. И хотя кредитными карточками Патрик не пользовался, они легко почерпнули необходимую информацию из документов публичного характера: недавнего некролога о смерти его отца и записей о передаче собственности умершего.
Донован пристально смотрел на Орландо.
— Вы как-то очень уж поспешно отбыли после… ммм… внезапной кончины кардинала Сантелли.
— Причины моего отъезда — мое дело, — строго ответил Донован, схватил тряпку и принялся полировать стойку. — Давайте-ка лучше сразу о вашем деле, отец.
— Что ж, тогда не будем терять время.
Сжав кружку сильными жилистыми пальцами, Орландо сделал большой глоток кофе.
— Нас проинформировали о вашем сотрудничестве с доктором Джованни Берсеи… в его исследовании оссуария в Ватиканском музее.
Священник выждал, наблюдая за реакцией ирландца. Однако по лицу Патрика ничего прочесть было нельзя.
— Уверен, вы с большим удовлетворением воспримете известие о том, что карабинеры закрыли дело о внезапной смерти доктора Берсеи.
«Отец Мартин уж точно закрыл дело», — отметил про себя Донован, с тревогой наблюдая, как священник достает из кармана фотографию.
— Уверен, вы узнаете этого человека, хотя он на этом снимке бледноват… — сказал Орландо, выкладывая на стойку фотографию Сальваторе Конте в морге.
Когда Донован осторожно шагнул ближе и посмотрел на снимок, Орландо уловил реакцию: едва заметное движение челюсти, чуть дрогнувшие веки. Он невозмутимо выложил перед Донованом факты его сопричастности: оссуарий, гибель Берсеи в катакомбах, «своевременная» кончина Сантелли, убийство Конте.
— И все это буквально в течение нескольких дней после нашумевшего похищения в Иерусалиме.
— Боюсь, единственный, у кого найдутся для вас ответы, — заговорил Донован, — это кардинал Сантелли. Но, как вы уже сказали, ответы эти он унес с собой в могилу.
Отойдя назад к кофеварке, он быстро прошелся тряпкой по ее хромированным частям.
— Его преосвященство ценит вашу преданность, Патрик. В наши намерения вовсе не входит предъявление вам обвинений.
— Что же тогда входит в ваши намерения? — с ноткой вызова поинтересовался Донован.
Лицо Орландо напряглось:
— Прежде всего нам необходимо выяснить, с какой целью оссуарий доставили на территорию Ватикана, а также местонахождение реликвий, которые предположительно находились в оссуарии.
— Эту информацию запросил кардинал Лунгеро?
Не отводя прямого взгляда, Орландо долю секунды помедлил.
— Совершенно верно.
Донован медленно положил тряпку. Имя он произнес наугад — кого-то в Ватикане звали Лунгеро, но уж точно не было там такого кардинала.
— Какие именно реликвии его интересовали? — спросил он; ирландский акцент был сейчас особенно заметен.
— Вам лучше других известно, что оссуарий представляет собой ларец с костями. Само собой разумеется, и в искомом находились кости. А также другие реликвии.
«С какой стати наемников вдруг заинтересовали кости?» — гадал Донован.
Если эти люди не представители Ватикана — кто тогда их прислал? А может, они были пособниками Конте в Иерусалиме и не успели получить свою долю до его гибели?
— Не уверен, что смогу быть вам полезен. Разве только…
— Что?
Он покачал головой:
— Перед отъездом из Ватикана от меня потребовали подписать договор о конфиденциальности. И я не обязан…
— Подобные соглашения — обычная процедура для сотрудников Святого престола, выезжающих за пределы Ватикана.
Второй прокол. Перед отъездом Донован не подписывал никаких соглашений. Факт оставался фактом: в папском престоле все еще пребывали в неведении о том, что на самом деле произошло, и расследований предпочли не проводить. Третьего прокола, по идее, не будет.
В это мгновение входная дверь отворилась, и вошедший человек в заляпанном грязью желтом комбинезоне приветливо воскликнул:
— Патрик, дружище!
Донован выпрямился и изобразил улыбку:
— Conas ta tu,[23] Кевин?
— Эх… — ответил вошедший, устало пожав плечами.
Тяжело шагая к стойке, он глянул на священников.
— С утречком, отцы.
Его ухмылка обнажила пожелтевшие от табака кривые зубы.
— С добрым утром, — сухо обронил коротышка и проследил взглядом за тем, как человек добрел до последнего стула в дальнем конце стойки.
— Минутку, пожалуйста, — извинился Донован и направился к клиенту.
Орландо весь обратился в слух. Человек в комбинезоне выразительно жестикулировал руками, рассказывая, скорее всего, о делах мирских — утреннем копании канавы. Наконец он сделал заказ Доновану. Довольно невнятно, зато очень громко. Сам разговор, однако, происходил на гэльском.
— О чем он говорит? — украдкой спросил Квятковски.
— Без понятия. — Орландо чуть слышно выругался.
Если бы Донован искал убежище в любой другой стране ЕС или где-нибудь на Ближнем Востоке, он, возможно, легко бы расшифровал местный диалект, а то и научился бы читать по губам.
И тут Донован скользнул за дверь, будто выполняя заказ клиента.
Реакция Квятковски была мгновенной — он едва было не соскочил со стула, но Орландо ухватил его за руку.
— Погоди секунду.
Секунды таяли. Донован не появлялся.
— О небеса! Что ж такого вы ему заказали, сын мой? — с наигранным сарказмом спросил у работяги Орландо.
— Кофе, как и вы, отец, — ответил грязнуля, вновь улыбнувшись. — Если он хорош для вашей души, то уж мою точно согреет.
От этих слов оба резко оттолкнули свои стулья.
Глаза работяги расширились, когда он увидел, что священники направляются к нему. Особенно впечатлял тот, что был выше ростом, — просто гигант. Кевин съежился и проговорил:
— Да ладно, я могу обойтись и чайком, если это вас утешит!
Но двое, не обращая на него никакого внимания, пронеслись мимо, обогнули угол стойки и скрылись за дверью.
