парализованная от громкого им Бога призывания стала ходить, Великий Князь, глядя в Ее глаза, в которых не было неправды, слушая Ее гулкий убежденный голос – поверил, что это, действительно, так.
Он ничего этого не знал. И тут же для него отпал вопрос о пьянках-гулянках того, которого с таким жаром и сердечностью описывала Царица. Молитва пьяницы больного не поднимет, и яростные издевательства клана на этот счет, от Ее глаз и Ее голоса, он тут же забыл. И тут же задумался. О себе и своем отношении к молитве, Богу и Церкви. И это было «почти чудо» – именно так он это определил про себя. На излете четвертого десятка лет жизни он был безбожник и бабник, и вдруг, перед Царицынским взглядом сидя, ему расхотелось быть и тем и другим. Видя перед собой почти ровесницу, он ощутил в Ней – Мать.
При прощании Великий Князь Андрей целовал Ей руку так, как никогда не целовал никому до сих пор.
На следующий день, проезжая мимо лазаретского братского кладбища на своем авто, Великий Князь Андрей увидел стоявшее авто Царицы. Вылез из своего и пошел на кладбище и увидел Ее. Она стояла у креста над солдатской могилой и молилась. Ему даже показалось, что он слышит молитву. Сам Великий Князь Андрей Владимирович помнил только одну – «Отче наш…» и, судя по тому, как долго Она стояла у каждого креста (и обошла все!), много молитв вылилось от Нее к Небу о упокоении русских солдат на поле брани убиенных…
– О, Андрэ, – сказала Она, наткнувшись на него, когда выходила с кладбища. – Я очень рада, что и Вы здесь.
И было видно, что вся Она еще там, в молитве своей над крестами. Великий Князь Андрей Владимирович впервые за много лет дрожал всем телом.
Великий Князь Андрей Владимирович обзвонил всех из Романовского клана, предлагая собраться и… Его никто не дослушал. Романовский клан взъярился еще хлестче.
Но на них Он больше не реагировал, решая все спокойно, в рабочем порядке, что, в общем, делал всегда. Когда Его Мать очень рассердилась на Него за то, что Он не принял в Ставке графиню Иловайскую, Ее протеже, Он с улыбкой ответил Ей, что женщин в Ставку, согласно Его приказу, не пускают, не пустят туда и Ее, Его Августейшую Мать. Императрица Царствующая, когда приезжает в Могилёв, живет в вагоне, ситуацию вполне понимает, чего Он желает и от Своей Матери.
На ликование клана об убитом Григории Ефимовиче, Он внешне тоже не отреагировал, только Аликс слышала тихое и горькое:
– Я потрясен…
Они не говорили ни об отречении, ни о политике, ни о чем. Мать плакала, Сын молча курил. Они безмолвно слушали друг друга…
Глава 13
Взъюжилось и взморозилось так, будто начало не марта, а января.
Генерал Алексеев бегом метался туда-сюда, от поезда Вдовствующей Императрицы до Царского, и стенал, что так долго нет поезда с думцами во главе с Бубликовым.
Идя последний раз по Могилёвскому перрону, уже не видя Алексеева, Он ответил на приветствия всех, кто приветствовал Его (всего провожающих, не считая кордона, было человек 60), взошел на подножку и вдруг услышал за спиной шум. Задержался на подножке, обернулся. Судя по вскрику, кто-то из женщин рвался сквозь кордон.
– Сударыня… сударыни… да куда ж вы так… да нельзя же!..
– Почему нельзя?
Перед бароном Нольде стояла молодая сестра милосердия в полной форме, на которую было накинуто полурасстегнутое потертое пальто. Сестринский головной убор прижимал шерстяной платок, над крестом головного убора виднелись вышитые буквы О.Т.М.А. За первой стояли четверо таких же, только на вид помоложе.
– Потому что – приказ! – отчеканил барон Нольде.
Красивое лицо стоящей впереди исказилось гримасой:
– Вензеля с погон вы сами срезали или по приказу?
Сказано было громко и так, что все, кто слышали, а слышал весь перрон, повернули головы к говорившей.
– А вас не спрашивают, мадам… мадмуазель!.. – взъярился Нольде.
– Я не мадмуазель, я сестра Александра Могилевская! Немедленно пропустите меня к Государю!