платок и отер им обе ее щеки.
Глядя в глаза Ему тем же уже горько-счастливым взглядом, отрицательно качнула головой:
– А разве, когда корень вырван, что-то может расти, а, Ваше Величество? Ваше Величество, дайте нам этот платок, а? И еще… вообще что-нибудь еще свое, на память. Мы ж к вам за этим!.. И – благословите!
– И вы Меня – Царское лицо снова тронула улыбка.
Сестра Александра сначала приникла к Царской руке, потом размашисто Его перекрестила и коротким приказным кивком скомандовала своим О.Т.М.А. И те сделали то же самое.
«Точно как Моя Татьяна», – подумал Он, а вслух произнес:
– Так что ж мне вам подарить-то, девочки?.. Вот, платок еще один… два галуна запасных… А?
– Все, Ваше Величество, все возьмем: пуговицу, пылинку из Вашего кармана…
– Ну, пылинки пусть в кармане пылятся. Погодите… вот, записная книжка походная… надо же, и как раз пять свободных листков!
На четырех Он расписался «Николай», отдал их каждой из О.Т.М.А., а на пятом задержался, спросил Сам Себя: сколько сейчас время? Достал серебряные часы на цепочке и усмехнулся, на них глядя, как в Пскове второго числа встали, не подводил…
– Сколько там вокзальные показывают, а, сестра Александра?
– Пятнадцать ноля пять, Ваше Величество.
Усмехнулся еще раз и головой покачал:
– Надо же! Это время, сестра Александра, когда Я в Пскове отречение подписал. Ну, что ж… А теперь тебе посвященье. И листок как раз за второе марта, во как!..
На листке, поданном сестре Александре, значилось:
«Держись и помни.
Николай»,
а вверху, рядом с цифрой «2» и словом «март» – «15 час. 05мин.».
Сестра Александра, поцеловав листок, положила его в боковой карман пальто и тут увидала на протянутой Царской руке только что заведенные часы. Сказала: «Ой!» и, радостно подпрыгнув, часы взяла.
Затем Государь посмотрел на декоративную золоченую пуговицу с державным орлом, прямо у Себя на сердце, вырвал ее и тоже подал сестре Александре.
– От сердца оторвали, Ваше Величество!
– Ну а как же! – смеясь, ответил Государь. – Если не от сердца, это что ж за подарок! А теперь, девочки, до-мой. И метет, и морозит до костей.
– Нет, Ваше Величество, и этот приказ мы Ваш не выполним. И просьбу тоже. Мы уйдем, когда уйдет Ваш поезд.
– Сестра Александра, а твои родители наказывают тебя, когда ты им дерзишь?
– Не успела я им надерзить, Ваше Величество, а они меня не успели за это наказать. Мои родители, Николай и Александра Могилевские, убиты под Мукденом. Он был артиллерист, а она – сестра милосердия. Я воспитывалась в сиротском Могилёвском приюте имени Ее Величества Александры Федоровны, Ею основанном после японской войны. Сейчас живу в родительском доме вместе с моими О.Т.М.А.. Они ж тоже сироты.
– Да у тебя пальтишко насквозь продувное, платок тоненький!..
– Мою голову Ваша О.Т.М.А. согревает, под пальто сестринский фартук, Ее Величеством пошитый, тоже именинный. Шуба-то у меня есть, да не думал никто, что погода так переменится… к Вашему отъезду… А возьмите меня с Собой, а?! За моими О.Т.М.А. без меня ж есть кому досмотреть. А? Я ж все умею – стирать, готовить, шить, полы мыть, а? Государыня одобрит. А? Буду Наследника, как тот матрос, носить, а? Я ж сильная.
– Государыня, не
