крестила уезжающий автомобиль, пока он не скрылся, затем встала на колени:
– Мать Пресвятая Владычице, помоги им… Они же воины, никак не получается, чтобы не стрелять… Ты ж Воительница наша, обессиль врагов, утрой наши силы…
Пока шли сюда, на тела убитых она старалась не смотреть, но на одном задержалась. Это был белобрысый мальчишка лет девятнадцати, с тремя отверстиями в груди от пуль кольта, без гримасы боли на мертвом лице, смерть, видимо, наступила мгновенно.
«И как тебя занесло в эту банду?.. А куда было деваться? Не пошел бы с нами, так не мы, а они б его убили… А его мать теперь будет ненавидеть нас… и мстить за него тем, кто к смерти ее сына отношения не имеет…» Она физически почувствовала, как ненависть и месть от этих трупов и множества трупов в других местах ядовитой жижей расползается по всем просторам и некому это расползание пресечь. Стало тоскливо и страшно. Она как-то по-особому ощутила сейчас, что стоит на коленях и молится Богородице – среди трупов. Эти – от полковничьей гранаты. Из открытого окна дунуло ветром, и он оказался совсем теплым, не таким, каким он гонял метель. И метель кончилась. И облака… как быстро они набежали, так же быстро начали разбегаться. Она вдохнула ветра, сказала громко: «Пресвятая Богородице, спаси нас» – и почувствовала, что тоска и страх уходят. «Да! Мы – защитники… на этих дяденьках – печать Царского благословения быть воинами, эту печать они с себя снимать не собираются, а кто снял и оружие взял – тот бандит. И смерть бандита в бою с защитником – это не убийство, это – защита от бандита. И только так!» Она встала с колен.
– Ау, Сашенька!
Барон Штакельберг стоял под раскрытым окном. От его головы до каменного наличника высокого первого этажа было метра полтора. Когда она высунулась, он воскликнул:
– Опять глаза на мокром месте! Чего случилось?
– Нет, ничего, так…
– Хотя, чего спрашиваю… Среди трупов стоять…
– Ничего, я привычная.
– Чего-то неспокойно мне, Сашенька.
– А мне наоборот, – она вдруг улыбнулась. – Все будет хорошо, вывезет Могилёвская.
И тут затрещал телефон. Сестра Александра взяла трубку. Услышав голос, подпрыгнула от радости.
– У нас порядок, Сашенька, все рыбы плавают, где положено.
– Все рыбы плавают, где положено, – тут же перевела она барону.
– Понял, – весело ответил тот. – Хлопов! Готовсь, иду к тебе.
– Теперь слушай, Сашенька, и сразу передавай. Вертикаль сорок четыре и семь, трубка двенадцать, прицел восемь.
Все это мгновенно сестра Александра выкрикнула в направлении пушки.
– Есть, сделано, – через несколько мгновений ответил Хлопов. – Спокойней, Сашенька, слышно отлично.
– Есть, сделано, – передала в трубку сестра Александра.
– Огонь!
– Огонь! – опять выкрикнула сестра Александра, уж больно слово особое, его крикнуть хочется.
Никогда в жизни не слышала она такого грохота. Она даже от окна отпрянула.
– Вертикаль сорок четыре и шесть, трубка двенадцать и пять, прицел восемь, – услышала она в трубке. Все передала.
– Есть попадание.
– Есть попадание, – опять закричала она.
– Ну, с таким наводящим, как без попадания, – деловито, без эмоций сказал Хлопов. – Рудольфик, снаряд!
На седьмом снаряде Бубликов понял, что выдыхается.
– Передохнуть бы, –
