на бетонном полу, растянув стойки обломками бетонных и кирпичных перегородок, которые разбили искатели металлолома.
Окна глядели на лес, так что мелькающий странный свет в заведомо пустом помещении никто из города заметить не мог.
Расположились на втором этаже здания, примыкавшего к ныне пустому большому цеху. Уже скоро «местность» приобрела вполне обжитой и привычный для туриста вид – свечи, зажженные и подвешенные на центральной стойке палатки, и огни двух горелок, на которых стояли чайники, давали приятный розоватый свет.
Но ощущение обжитости распространялось только на палатку и ближайшие ее окрестности. Все остальное навевало такую тоску, что люди как-то неосознанно старались не выходить за пределы освещенной области.
Лес, стоявший темной стеной за окном, казался почти домашним, но каким-то сиротливым на фоне соседствующего с ним опустошения. А город по другую сторону здания, наоборот, пугал.
Может быть, по этой причине почти никто из ребят не стал не только разглядывать город, но и вообще соваться на ту – «городскую» половину здания.
Владимира же, наоборот, влекло. Взяв фонарик, он молча отправился на ту сторону.
Освещенная часть очень быстро кончилась, и тьма, стоявшая в широченных коридорах, поглотила его. Чтобы соблюсти безопасность, Владимир на несколько секунд зажег фонарик, окинул путь, по которому предстояло пройти, и, не обнаружив препятствий, двинулся туда уже в полной темноте.
Пройдя почти в конец темного коридора, он увидел струившийся сквозь обломки двери слабый розовый свет города. Снова зажег фонарик, но теперь направил его вертикально вверх – на потолок, – чтобы свет получился максимально рассеянный. Далее тоже не было особых препятствий, за исключением обломков двери, торчавших из-под небольших сугробов – снег задуло сюда ветром через выбитые окна. Владимир снова выключил свет и, проморгавшись, привыкнув уже к полумраку, прошагал к окну, выходившему на город.
Город светился огнями, отражавшимися от завалившего его снега. Он был полузаслонен черной громадой соседнего мертвого корпуса.
Сзади послышались шаги – хруст снега и треск мелких обломков под башмаками. Обернувшись, Владимир опознал в подходившем Михаила. Опознал по пуховику, так как тот надвинул капюшон на глаза и застегнул воротник, из-за чего при плохом освещении лица не было видно.
– Изучаешь поле деятельности? – спросил Михаил, подойдя.
– Скорее свои ощущения по этому поводу, – ответил Владимир и кивнул в сторону городских огней.
– Ну и как?
– Как тогда, на Марсе, – стоял, смотрел на пустыню. Казалось бы, просто рыжая пустыня, а не наша. Но какая-то очень обычная… И небо там было тоже как наше, только почти черное – как на закате солнца… и созвездия те же, привычные. Здесь то же ощущение. Что странно: с одной стороны, этот город как бы и родной мне, а с другой… словом, как на совершенно чужой планете. Как будто попал в фантастический фильм и смотрю на город иной цивилизации.
– Но ведь так оно и есть. Они по отношению к нам иная цивилизация. И планета иная.
– То-то и оно…
«И все-таки ТАМ было по-другому, – подумал Владимир. – Там я был один (точнее, оказался один), и противостояла мне неживая природа. Здесь же – мир людей. Диких – не диких, но людей».
Владимир посмотрел на город, попробовал представить, как он войдет в него завтра, что увидит, что вообще может там ему встретиться… и не смог. По сути, этот город надо было ОТКРЫТЬ для себя.
Многие думают, что бороться с неживой природой труднее. Так себе представляют только те, кто не знает, как обращаться с этой неживой природой. И как себя в ней вести. На самом же деле мир людей гораздо более сложен, труден, чем все эти пустыни. Мир людей для людей привычен, и они забывают, какое разнообразие культур и мировосприятий есть даже в том городе, в котором они живут. Поэтому, попав в иную культурную среду, они часто испытывают шок.
То же, но с гораздо более серьезными последствиями и для себя, и для других предстояло испытать всем участникам этого заплутавшего похода.
Владимир посмотрел на город и вспомнил, как возился с «Граалем». Поморщился и отбросил эти мысли подальше. ТЕ проблемы были ныне далеко. А если учесть, что и за гранью миров, то
– При других обстоятельствах мне было бы очень даже интересно, – поделился мыслями Михаил.
– Это при каких?
– Да группа у нас к такому не готова напрочь. Мы же «просто погулять вышли», а тут… – Михаил кивнул на город.
– Я о том же подумал, пока разглядывал город. Поэтому… завтра утром я пойду туда один. Без сопровождения кого-либо из группы. На разведку. Если сразу удастся – договорюсь о проживании в общежитии.
– Да ты че! Не! Не годится. Хоть кого-то, но надо бы взять с собой. Или все пойдем. А то все ты да ты… Тогда на бандитов ТЫ тоже полез.
– Тогда у меня выхода иного приемлемого не было.
– А сейчас есть!
Видимо, прочитав мысли Михаила, Владимир с усмешкой спросил:
– Ты думаешь о тех временах, когда мы вернемся и тебя спросят, почему опять я вперед вышел? «Грудью заслонить»? И «чего это вы сами не полезли оборонить героя»? – Владимир тихо рассмеялся. – Не бери в голову, думай о настоящем. А сейчас главное то, что я тут жил и город знаю.
– Не в этом городе ты жил, – напомнил ему Михаил, – ты в НАШЕМ городе жил. А этот для всех нас чужой.
– Детали… Главное, что он очень похож на тот, где я провел свое детство. Это главное. К тому же, – Владимир понизил голос, приблизив губы к уху Михаила, – я ведь «ягуар»!
– Я тоже служил, – полуобиженно заметил Михаил, – и тоже кое-что знаю и умею.
– Но не в «Ягуарах», – возразил Владимир и подмигнул другу.
Наутро Владимира снаряжала вся группа.
Хоть и было этого снаряжения совсем чуть-чуть, но все стремились хоть как-то, но поучаствовать в этом процессе. Он нацепил рюкзак, надел перчатки, стал на лыжи, опустил лыжные очки на глаза, а у самого в голове вертелась подобная картина, но совершенно космического характера – то, как его и еще двоих космонавтов на «Антаресе» снаряжали для спуска на поверхность.
Все было так же. Все повторялось.
И лица ребят, наполненные осознанием значительности и важности момента, и сам момент, и вообще атмосфера в группе. Атмосфера НАЧАЛА чего-то, что может стать либо великим, либо ничем…
Владимир оглядел провожающих, оглядел окрестности, резко выдохнул, сделал салют рукой остающимся и погреб туда, где, по всей видимости, когда-то была дорога, ныне заваленная толстым слоем неубранного снега. Впереди его ждала неизвестность и ЧУЖОЙ город. Город цивилизации, явно отличной от той, к которой он привык, в которой он вырос и ради которой не раз рисковал жизнью…
«Пафос… – подумал Владимир. – Он в нас так въелся, что ныне мы его не замечаем. Западники от него шизеют, считают чем-то неестественным, наносным. Может, у них так, но у нас это просто жизнь такая – пафосная. А без него даже как-то скучно. Тускло и глупо. Может, в этом самом пафосе и содержится существенная часть смысла нашей жизни? Того, что дает ей ВЫСШИЙ смысл, а не тот, жратвенный и низменный, что у западников? Будем жить, будем выживать. Как умеем или как придумаем. Ведь кое-что у нас между ушами все-таки есть!»
Когда он вошел в город, на него никто не обратил внимания. Да и не могли обратить. Мало ли кому захочется с утра пораньше побегать на лыжах по снежочку?
Но сам Владимир испытал сразу очень много разнонаправленных чувств.
Город действительно был практически таким, каким он ему запомнился по детству. Но с очень серьезным отличием: все было страшно запущенным…
Очень много было облупленных, облезлых, давно не ремонтированных домов, ржавеющих конструкций,
