Полковника это весьма развеселило, и он сделал вполне логичный вывод:
– Думаешь попробовать поймать «туриста» сверхцивилизации?
– А почему бы и нет? – с энтузиазмом отозвался майор. – Придурки искали снежных людей, которые якобы оттуда к нам приходят, а надо бы искать «туристов»! Йети не обладают сверхтехнологиями для прохода граней вероятности, а вот сверхцивилизация должна иметь такие.
– А ты представляешь хотя бы приблизительно, каковы представители такой сверхцивилизации? Ведь если они достигли Перехода, то мы для них по уровню разума все равно что мыши.
– Так он и выделяться будет среди нас очень сильно. Но я предполагаю, что они непосредственно не должны путешествовать или что-то исследовать. Думаю, они будут посылать некие модули, образования, обладающие неким разумом, но заточенные под выполнение определенной задачи.
У полковника полезли глаза на лоб. То, что он услышал, весьма хорошо согласовывалось с тем, что он уже знал. Поэтому и ответил он уклончиво, рассчитывая на продолжение:
– Логично.
– Но тогда получается, что надо искать вот такие модули… Или следы их деятельности.
Полковник озадаченно нахмурился и поскреб подбородок:
– Па-ада-ажди! Ты имел допуск к программе «Альфа»…
– Имел.
– А к какой ее части? Напомни!
– «Грааль» и «Ключ».
– Ага… А названия «Ищущие» или, например, «Оракул» что-нибудь тебе говорят?
– Нет. А что, должны говорить?
– Будут говорить! – многозначительно и твердо сказал полковник.
Страхи и разум
Дела на Полигоне пока не ладились. Пять первых же пусков по той самой «аварийной» схеме прошли как один. Каждый раз, когда датчики выходной мощности достигали установленного предела, приходилось вырубать установку и начинать все сначала. Последний раз два пуска прошли один за другим. Записать все успели, но две подряд ударные волны, прошедшие через городок, не прошли даром. Остро ощущался дефицит оконного стекла – его просто не успели подвезти, когда снова заработала главная установка.
Новые и новые ударные волны вышибали стекла в домах городка, вынуждая жителей закрывать их самодельными ставнями или, по полузабытому опыту Великой Отечественной, – заклеивать бумагой крест- накрест.
Беда с этими ударными волнами была еще и в том, что они, в отличие от обычных взрывных, были очень жесткими. Теоретики тут же заинтересовались этим феноменом и быстро нашли ответ: предыдущая авария породила ударную волну хоть и мощную, но не такую жесткую, как эти, потому что объем у Шара был колоссальным. От этого процесс, породивший ударную волну, оказался достаточно протяженным в пространстве и времени, отчего и длина волны получалась большой. Когда же стали после восстановления проводить эксперименты на старом месте, то Шар был уже прежних размеров, и энергия выделялась в гораздо меньшем пространстве.
С одной стороны, неприятности были мелкими. Но, с другой стороны, это порождало раздражение у некоторой части ученого населения городка. Ведь часто, вместо того чтобы отдохнуть после весьма напряженного дня, приходилось вставлять стекла и ликвидировать другие неприятности, возникающие от того, что через городок прокатилась очередная ударная волна от очередного их же эксперимента.
Ремонтники, бригаду которых срочно усилили пополнением из райцентра, все равно не успевали поспеть везде, где что-то поломалось от ударной волны.
Василий Мелентьев, сделавший наконец ставни для окон, придирчиво осматривал их из комнаты. Он только что заменил вдрызг истрескавшееся, заклеенное стекло в окнах и с сомнением смотрел на произведение рук своих, гадая, сколько эта конструкция выдержит очередных ударных волн от эпицентра Полигона, несмотря на внешне добротное качество исполнения. Сзади, со спины, ему «помогал» вопросами, воплями и забавами сын, которому в его десять лет до всего было дело. Чадо было шумное, с избытком энергии, так что ни с какой стороны Василию скучать не приходилось.
Сейчас это чадо, прыгая и кувыркаясь на большом диване, одновременно ухитрялось смотреть телевизор да еще и отпускать комментарии по поводу увиденного.
– Папа, папа! Там наши спутник к звездам запускают!
Василий оторвался наконец от созерцания залатанного окна и заинтересованно посмотрел на экран, занимавший изрядную часть стены. Там на фоне звезд неподвижно висел аппарат, казалось, состоявший из одних баков. Даже уже ставшие привычными для межпланетных тягачей и пилотируемых кораблей «крылья» охладителей реактора у этого зонда выглядели как-то миниатюрно и несколько комично по сравнению с баками.
Иногда в кадре появлялась одна из больших орбитальных станций, летевшая на фоне облаков. Облаков, естественно, далеко внизу, под станцией. В отличие от аппарата, который сейчас запускали с орбиты, станция выглядела гораздо более изящной и красивой. Может, поэтому оператор, находившийся, очевидно, на одном из МТА, нет-нет да и задерживал камеру на этом виде. Зрелище, конечно, было феерическое – зримая мощь цивилизации, выраженная в металле.
Что за БОС[27], Василий опознал с трудом – вид у них у всех постоянно менялся, все что-то там достраивали и перестраивали. Но, естественно, «именинником» был тот аппарат,
На экране он выглядел миниатюрно, видно, находился и от станции, и от МТА достаточно далеко, но голос за кадром бодро перечислял его характеристики, из которых вырисовывалась такая картина, что чем дальше, тем больше впечатляла. Два пуска «Вулкана», чтобы поднять все это на орбиту – очень серьезно. Получалось, что в длину эта сигарообразная конструкция едва ли не такая же, как сама БОС, от которой она стартует. И даже если и не такая, то ненамного меньше.
– Не спутник, а зонд. И не к звездам, а в межзвездное пространство, – поправил сына Василий.
– А какая разница? – с некоторой обидой в голосе заявил сын.
– Большая. Этот зонд не предназначен для исследования планетных систем и вообще для достижения звезд. Он будет, как ты только что слышал, «определять методом прямых триангуляционных измерений расстояния до звезд и изучать физические свойства пространств, лежащих за пределами нашей Солнечной системы».
– А звезды? – уже с явной обидой спросил сын. – Он когда-нибудь до звезд долетит?
– Долетит.
Лицо сына мгновенно засияло торжеством и гордостью за страну, но Василий тут же охладил его пыл:
– Через пару тысяч лет долетит.
– А чего так долго?! – обескураженно спросил тот.
– Ты же слышал, что максимальная скорость у этого аппарата, когда он закончит ускорение, будет один процент от скорости света. А это три тысячи километров в секунду. Да и ускоряться он до этой скорости будет лет десять. Двигатели-то у него – малой тяги. Иные просто не разгонят до такого.
– Так ведь разгонят!
– Ну и что? Ты сам посчитай: один процент от скорости света. Следовательно, сколько времени он будет ползти один световой год?
Сын сник, видно, быстро пересчитал и буркнул:
– Сто лет!
– Вот то-то же!
– Так что, мы никогда до звезд не долетим?
– Почему же? Долетим. Но только уже не этим способом. И не сейчас.
– А когда? Мы вообще это увидим? Мы увидим когда-нибудь звезды вблизи?
– Конечно! Ты сам посуди – двадцать лет назад мы едва только до Луны дотянулись. А сейчас у нас станция на Луне, на Марсе, и мы зондируем межзвездное пространство.
