обшлепывая толпу разбитой грязью. Люди выстраиваются в колоны и присасываются к распахнутым дверям. Толкаются, прижимаются, ругаются, плюются, дерутся, выдыхают, сквернословят, втягивают животы, чей-то зад по плечу, распихивают, зло шутят, сплевывают, продираются, дым сигарет и зубной пасты, оскорбляют, чей-то локоть по лицу, наступают на мозоли, утрамбовываются – пробираются в тугой салон. Сухое анальное проникновение. «Осторожно жопа закрывается». Троллейбус резко трогается с места. Я хватаюсь за пластмассовую кишку поручней. Я – глист, паразитирующий на движении электромеханического тела.
В толпе рассматриваю незнакомцев, пряча от чужих глаз свой интерес.
Здесь, вместо моего отражения в зеркале – чужие «я».
Я наблюдаю за наблюдением чужих «я» за мной.
Чужое «я» наблюдает за наблюдением моего «я» за ним.
Каждый из нас наблюдает свое наблюдение за собой. Все тоже, что и перед зеркалом, но без зеркала. Люди как отражения наблюдений и наблюдения отражений.
Из динамика троллейбуса звучит объявление: «Отражения не нуждаются в знакомстве. Необходимо прятать взгляд в пуговицах, оттопыренных карманах, затылках, пятнах на одеже, во внешней привлекательности или бородавке (тут сложнее), в проносящемся за окном пейзаже, в газете, в рекламном проспекте – во всем, что попадает в ограниченный отраженными телами наблюдателей обзор».
Мы можем увидеть в тебе свое отражение, но не можем увидеть тебя.
Хочешь увидеть себя – посмотри на нас.
Хочешь увидеть того, кем ты мог стать – посмотри в зеркало.
Моя ксерокопия выключается в зеркале.
Кто-то давным-давно порвал руководство пользователя.
Волна пассажирской плоти в это утро придавила меня к креслу, на котором сидит парень приблизительно моего возраста. Сражу же, замечаю между его пальцами крохотную татуировку коловрата. Он сидит чуть пригнув голову и не обращая ни на кого внимания, совершает тайные для меня пассажи: разминая уши, собирает с них грязь, выковыривает серу и выдавливает гной из пор в основании носа… брызг… брызг… длинной очередью в салоне красоты, где распаренные химическими масками девичьи прыщи сверкают гноем… брызг… брызг… рыхлые нарывы облаков… и все это скатывает в комок, пряча в кулак. Через пару остановок встает, освобождая место, (туда сразу бросается грузная и немолодая женщина) и уверенно расталкивая чужие «я», пробирается к выходу. Вдруг, неожиданно для меня останавливается возле подростка с обесцвеченными перекисью волосами, в оранжевой раздутой куртке и широких штанах с карманами по бокам.
– Дружище, да у тебя шнурок выпал.
Затем одной рукой поправляет шнурок капюшона, другой втирает в подростковую спину свой гной, ушную грязь и серу.
– Ну вот, теперь как белый человек, – улыбается он, похлопывая того по плечу, и выходит на остановке.
Я с миллионами чужих «я» еду часами через весь город к месту работы, с другой окраины миллионы спешат на работу в эту часть города.
9.00–22.00
Стоим под стеклянной дверью. «Close». Ждем, когда приедет администратор, и откроет магазин спортивной одежды брендового американского производителя. На витрине надпись «Для людей, знающих свою цену».
Я уже полностью проснулся и отходной утренний туман не путает мою голову.
После открытия, переодеваемся в тесной раздевалке, надеваем футболки с логотипом фирмы производителя, флисовые кофты с логотипом, спортивные штаны с логотипом, носки с логотипом, кроссовки с логотипом, бейджики «Продавец-консультант» с логотипом. И принимаем смену, разбиваясь на группы товаров, сверяем их наличие в торговом зале, по простой формуле: принятый товар = принятый вчера утром другой сменой товар - сколько вчера продали за день товара + сколько вынесли со склада в зал - сколько забрали на склад из зала + сколько товара на манекенах - сколько товара забрали друзья директора (отдельные записи в специальной тетради) +(-) возвращенный (отложенный) на кассе товар по требованию клиента.
Сегодня мой торговый сектор – спортивная женская одежда, инвентарь и аксессуары. Я по памяти знаю каждый артикул товара, поэтому мне намного легче, чем другим – мне не надо искать бирку со штрих- кодом и постоянно сверяться с тетрадкой учета. Я пересчитываю и одновременно поправляю логотип к логотипу, стрелка к стрелочке, надпись к надписи: спортивные женские костюмы; штаны; майки; футболки; шорты; юбки; ветровки; штормовки; куртки; регланы; кофты; для тенниса; для бега; для фитнеса; для активного отдыха; носки; напульсники; скакалки; кистевые эспандеры; гантели; коврики для йоги; футбольные, волейбольные и баскетбольные мячи; рюкзаки; сумки для теннисных ракеток, для кроссовок, большие дорожные сумки, сумки для фляг с водой, с отделениями для мобильных телефонов и капюшонами от дождя; фляги; бейсболки; очки; полотенца; кошельки; брелки, шнурки, чехлы. Я первым заканчиваю прием товара – все сходится, ставлю подпись и сдаю тетрадку на кассу. Выхожу через черный вход в задний дворик. Сухой кашель зажигалки сплевывает горящим газом. Затягиваюсь. До открытия остаются считанные минуты. Я доволен. Сегодня рабочий день начинается без геморроя с логотипом фирмы.
Пустой темный торговый зал. Загорается подсветка ярких витрин с пейзажами далеких стран, выхватывая из темноты улыбки бегущих, летящих, изогнутых в растяжке, счастливых манекенов, рядом, их дети-манекены с открученными головами играются разноцветными мячами. По углам расставлены четыре недвижимых продавца-консультанта, готовых обслужить утренних клиентов.
– Вам помочь?
– Я всему буду рада, – отвечает она и улыбается мне.
– Я всему буду рада, – отвечает она и улыбается мне.
Рабочий день отличается от другого, только последовательностью, в какой я предлагаю ассортимент магазина клиентам и порядком размеров, о наличии которых бегаю узнавать на склад. Два дня работаю – два отдыхаю. На зарплату я могу купить один не самый дорогой кроссовок из этого магазина. На две – пару. Один человек, который будет работать здесь каждый день с 9.00 до 22.00, сможет купить за месяц сразу два кроссовка. Шесть часов на сон, час на питание, два на дорогу, три минуты на онанизм – и 1 час 57 минут в сутки в промежутке с 23.00 по 7.00, в его распоряжении для бега трусцой в обуви с логотипом этой фирмы. Но зато в это время его ноги нельзя будет отличить от ног того, кто зарабатывает в десятки раз больше. Я всегда не переставал, восхищаться плодами технического прогресса. Человеку чтобы сделать себе обувь необходимо месяц работать по 13 часов в день. Я люблю свою работу. Ведь я не умею шить, мне, наверное, и года не хватило бы. Я люблю эти магазины-государства. Я завидую некоторым своим друзья, они зарабатывают больше, они могут позволить себе один кроссовок и еще коврик для занятия йогой из этого магазина. В отличие от меня, они могут практиковать асаны на одной ноге. Стоимость, наименование товара и величина окладов тут не важна. Я люблю эту планету, за саму возможность выражения того, что секунда одного все-равно-какого человека имеют разницу в денежном эквиваленте с одной секундой другого все- равно-какого человека. Время и чувства равноценные участники в товарном обмене на рынке, где все-что- можно-назвать можно купить и продать. Человеческие чувства вызываются с целью обмена или продажи. Я так и до сих пор отказываюсь понимать, почему одинаковое для всех время, проведенное на работе, по- разному оплачивается. Ведь для каждого эти прошедшие часы вычеркнуты из его единственной? и неповторимой? жизни, ведь каждый из них вносил вклад в общее дело, ведь каждая минута приближает к смерти. Я помню, меня учили, что все профессии нужны. Если считаете, что я профнепригоден или недобросовестен или бесполезен, просто увольте. Только придется уволить всех сразу. Я не ищу справедливости, но я чувствую себя обманутым. Моя жизнь, мое время, мои чувства – оказываются чей-то собственностью. Я появился в результате раздвинутых ног и эрекции без дисфункций, но еще до рождения, имея вместо души лишь ноль, я оказался перед всеми в долгу. В долгу перед обществом, частью которого
