— Млечный путь… — повторила она. — Твое название мне нравится больше… Джек, а кто такая — Елена?
— Женщина с Земли, жившая давным давно. Ее красота бросила в наступление тысячи кораблей и сожгла самые главные башни Илиона.[70]
— Значит, она была очень прекрасной, — сказала девушка. В следующий краткий миг мне показалось, что в ее глазах мелькнула грусть, — слишком прекрасна, чтобы умереть.
— Но, несомненно, не более прекрасна, чем ты, — вырвалось у меня.
Удивительно, но я не обманывал девушку. В последних проблесках заката она выделялась светлостью, затушевывавшей какие-то бы ни было недостатки, какие могли быть на ее лице и в ее фигуре, а ее привлекательность могла быть сравнима разве лишь с привлекательностью освобожденного от телесной оболочки духа. Льстить такой девушке было все равно, что восхвалять мелодии жаворонка.
— Мне приятно, что ты назвал меня прекрасной, как Елена.
Вновь подул ветерок и я уловил аромат ее волос.
— Ты прекраснее, чем это не стоящее тебя ночное небо вместе со звездами, — произнес я.
— Твои слова возбуждают во мне желание чего-то, чему я не знаю названия, — сказала она.
— Ты испытываешь духовное пробуждение, милая. Вдруг она подняла глаза на меня:
— Тебе не хотелось бы взять меня, Джек, здесь, под звездами? В ее голосе было нечто необычайно тактичное, словно ее вопрос был отзвуком старинного ритуала знакомства, вопросом, порожденным скорее дипломатической необходимостью, чем желанием.
— Почему ты меня об этом спрашиваешь, детка? — я чуть не рассмеялся ее безыскусственности.
— Твои глаза просили меня об этом.
— Мои глаза говорят от моей плоти. Мой дух же говорит мне нет!
— А что такое — дух, Джек?
— Ты поймешь это гораздо лучше, милая, когда прослушаешь курс религии-2.
— Значит, ты говоришь, что хочешь меня, но не взял бы?
— Я говорю, что пока я не слился с тобой духовно, я не могу слиться с тобой телесно.
— Тогда не откажи выпить со мной внизу чашечку чаю?
— Сочту за честь и удовольствие, — согласился я, сопровождая ее в ротонду, — но я не помню твоего имени.
Неохотно уходя с балкона и обернувшись, чтобы еще раз взглянуть на звезды, она мягко выговорила: «Кара».
Одно это слово прекратило влияние Крамера на мои представления о закате, и я понял, что отныне все мои воспоминания о закатах и ночном небе будут связаны с Карой.
Это была девушка моей мечты.
Мы обедали вместе в студенческом клубе и я попытался воссоздать в ее представлении старые любовные истории и легенды Земли: об Авкасин и Николстт, о Тристане и Изольде, о Елене и Парисе. Я рассказал ей о Трое и Камелоте, рассказал басни Кокэня, прядя вокруг нее сеть мифических чудес, отчего в ее глазах появилась мягкость, которую я до этого не видел ни у кого на Харлече. И все же, хотя древние легенды увлекли се своим очарованием, я был еще более опутан чарами, которыми девушка завлекала меня еще более древней магией.
Она приехала с северных гор, где водятся лососи, и специализировалась в рыбопромысловой гидропонике.
— Когда я была маленькой, — говорила она, — я привыкла часами стоять и следить, как рыбы прыгают в воде, когда они торопятся в верховья, чтобы умереть в радости совокупления. Мать не могла понять моей склонности и прозвала меня «наблюдателем». Для матери рыба не была ничем, кроме пищи. Для меня же она была блестками золота в серебряной пене. Сегодня, когда ты стоял рядом со мной и мы вместе наблюдали за закатом, я поняла, почему мне нравилось наблюдать раньше. Потому что ты — тоже наблюдатель, который знает, зачем он наблюдает.
Меня гораздо больше очаровывала ее манера говорить, чем смысл слов, а она слушала меня со спокойной внимательностью, льстящей мне. Красота ее лица и фигуры, обаяние манер и осанки не уступали ее первобытной привлекательности, и все это объединилось, чтобы воскресить во мне осведомленность о других ее прелестях, с которыми я познакомился во время перекличек. Только усилившийся грохот тарелок из моечного помещения заставил нас вспомнить о позднем времени.
Я проводил Кару к ее поезду и по дороге она сказала:
— Джек, я не хотела бы вмешиваться в твое преподавание, но если бы ты повез класс в лес и показал бы им красоту, как показал ее мне, они стали бы понимать твои лекции лучше.
— Пикник был бы чудесен, — согласился я, — но придут ли студенты?
— Пригласи их и некоторые придут.
— Ты поможешь мне, Кара?
— Это будет для меня честь и удовольствие, — ответила она. Мы стояли на платформе вместе до тех пор, пока не прибыл ее поезд и вот, перед самой посадкой, она сказала: — Джек, мне хотелось бы научиться твоему языку.
— Ты завтра же получишь ленты с записями уроков языка, — пообещал я.
О'Хара приветствовал мою новость о прорыве со сдержанным энтузиазмом.
— Желаю тебе удачи на пикнике, но я чувствовал бы себя увереннее, если бы ты сдружился с парнем.
— Почему так?
— Милашки в восторге от идеи возбуждения мужского аппетита.
— Но какое это имеет отношение к Каре? — спросил я.
— Хитрости, малыш. Женские уловки. У этих самок всегда было полно женских хитростей, только они были в сонном состоянии. А так как ты представляешь собой лакомый кусочек для любой милашки, то можешь вернуться из лесу не таким целомудренным, каким войдешь в лес.
— Ред, ты очень долго руководствовался нечестивыми мотивами и явно полагаешь, что так поступает и любой другой.
— Нисколько, Джек. Одна из моих девушек спрашивала меня, способен ли ты вообще.
— А какого цвета волосы у этой девушки?
— Темно-каштановые. Значит не Кара.
— И что ты ей ответил?
— Я не мог солгать девочке и сказал ей, что ты — ненормальный. С другой стороны, я не мог сказать ей, что ты раскаялся в грехах плотской похоти. Нужно же объяснить студенткам причину, а мне трудно объяснить, что является причиной целомудрия. Но я изловчился. Я сказал ей, что крест, который ты несешь — такого свойства, что перед ним меркнут все остальные кресты.[71]
— Ред, — вполне искренне вымолвил я, — ты можешь быть католиком, но тебе досталось протестантское сердце.
— Не слишком благодари, — предупредил Ред. — Этот народ все понимает буквально. Может быть, я напустил на тебя орды самых хитрых харлечианских самок, надеющихся заполучить золотую безделушку, усыпанную бриллиантами. К тому же, они еще не понимают концепции Христова Креста.
— Наступит время, когда это понятие станет для них ясным.
— Да, всему — свое время. Но я подумываю о твоем пикнике на следующей неделе. Будь уверен, что в твоем классе есть и парни. Скорее всего, твои милашки завлекают тебя в лес для проведения вакханалии[72] и Джон Адамс может стать Piece de resistance.[73] Кстати, Джек, чему обучается твоя девушка?
— Рыборазведению.
— Да? — Ред определенно становился знатоком актерской игры; его лицо отразило неподдельный интерес. — Сторонись ее, парень. Она — эксперт по расплоду.[74]
Предупреждение Реда я постарался тут же выбросить из головы как еще один пример его низменного мышления. Тем не менее, утром седьмого дня на станционной платформе я насчитал двенадцать студентов, добровольно собравшихся на пикник, включая Кару, причем с удовлетворением отметил, что четверо из них
