– Да, – выдохнула Гермиона.
– В гостиницу? – предложил он, понимая, что она не настолько доверяет ему, чтобы с готовностью лечь в его постель. Гостиница – достаточно безопасное место, где он намеревался продержать ее всю ночь так, чтобы она даже не заметила наступления рассвета. – Ты пойдешь со мной? – повторил он.
– Пожалуйста, – прошептала она дрожащим голосом. – Пожалуйста, скорее…
Он схватил ее за руку и потянул к калитке, казавшейся врезанной в стену. Как во многих домах в этой части Лондона, сад лорда Беллинга граничил с соседним, принадлежавшим графу Бричету, и туда можно было пройти через эту калитку. Рокхерст повел ее мимо коллекции классических статуй и призовых камелий.
Они нырнули в другую калитку и по длинному переулку вышли на улицу, где стоял его экипаж, за которым присматривал Танстолл.
До этого момента Роуэн спокойно рысил за ними, так и не выпустив кости. Но когда кость со стуком выпала на тротуар, а пес тихо зарычал, граф застыл как вкопанный.
– Уф-ф! – пропыхтела Гермиона, уткнувшись ему в спину и хватаясь за его бедра. – Что… случилось?
Ответ она получила, увидев две твари, загородившие дорогу.
– Брон! – воскликнул Рокхерст, кивнув первому. – А, и Дабглас, конечно.
Только не оба сразу! Нет, дело плохо. Совсем плохо.
– У нас для тебя сообщение, Паратус! – объявил Брон, потирая ручищи.
– Если, конечно, ты проживешь достаточно долго, чтобы его выслушать, – рассмеялся Дабглас.
Всего минуту назад Гермиона была окутана дымкой страсти и бежала вслед за Рокхерстом к…
К еще одной ночи полного крушения.
А ей было все равно. Ибо она знала, что он хочет ее. Не мисс Берк. Не другую женщину. Только ее.
Видения ночи, проведенной в его объятиях, исполненной взаимной страсти, рассеялись в момент при виде двух жутких созданий, загородивших дорогу.
Гермиона осторожно выглянула из-за спины графа, цепляясь за полу его фрака, как заблудившийся ребенок. Боясь пошевелиться.
– Дерга! – прошептала она, припомнив гравюру, виденную в одной из книг Мэри. Если даже эта гравюра напугала ее, то живое чудовище вселило в нее смертельный ужас.
О черт! Что там говорил Рокхерст об этих созданиях? Предвестники смерти. Несущие гибель.
Смерти? О, значит, их вечер страсти под угрозой? Особенно если граф погибнет.
Гермиона рассерженно фыркнула. Так не пойдет! Ни в коем случае!
Роуэн тем временем встал между хозяином и его врагами, словно огромное каменное изваяние. Он стоял так прямо, так неподвижно, что его можно было посчитать столь же безвредным, как садовое украшение.
Вот только рычала эта «статуя» тихо и зловеще. Пусть попробуют добраться до хозяина! Для этого им прежде всего нужно убить самого Роуэна!
– Паратус, нас избрали для того, чтобы покончить с тобой, и, поверь, это большая честь! – объявил тот, что побольше. Рокхерст назвал его Броном. Красные глаза зловеще мерцали в сгущавшейся темноте. Покончить с ним?
Гермиона уставилась на хвастливую чешуйчатую гадину. Они не смогут убить Рокхерста. Потому что у него и Гермионы впереди целая ночь!
Гермиона едва не лопнула от негодования, как в тот раз, когда мисс Берк купила весь рулон синего шелка, который присмотрела Гермиона, а потом отдала горничной на занавеси для чердачной комнаты бедняжки.
– Убить Паратуса – огромная честь, – подтвердил второй.
– Или самому погибнуть в бою, – усмехнулся граф. – По крайней мере, Дабглас, так я слышал, – парировал Рокхерст, бросив вызов так небрежно, словно добавляя ничтожную сумму к крупным карточным ставкам.
Гермиона подтолкнула его в спину.
– Рокхерст! – яростно прошипела она. – О чем ты только думаешь? Их двое!
– Не волнуйся, это не впервые, – прошептал он в ответ.
Она посмотрела в конец переулка, где стоял экипаж графа.
– Но тебе нечем защищаться!
– Это дает им некоторое преимущество, – выдохнул Рокхерст, не отрывая взгляда от чешуйчатой парочки.
– Что ты там бормочешь? – окликнул Брон, скосив красные глаза.
Дабглас ткнул в бок братца:
– Он молится, чтобы мы поскорее отправили его на тот свет.
– Вряд ли они видят меня! – сказала Гермиона и осторожно выступила вперед, чтобы проверить свое предположение. Помахала рукой братьям, однако они не обратили на нее ни малейшего внимания. – Действительно не видят.
