прохладный воздух пробрался к ногам.
Люси дрожала, и Клифтон прижал ее к садовой ограде, укрыв своим пальто, создав уединенный мир, принадлежавший только им двоим.
Клифтон спустил с её плеча платье и высвободил грудь. Люси задохнулась от его прикосновения, тогда он наклонился, взял в рот сосок и посасывал его.
— О-о-ох! — застонала Люси.
Клифтон продолжал тащить вверх ее юбки, его пальцы заскользили по ее телу. Люси хотела сжать ноги, поскольку понимала, что он собирается сделать, но его прикосновения уничтожили саму мысль о скромности.
Как Люси могла отказать ему, когда каждое прикосновение, каждая ласка звали открыть неведомый мир с ним?
— Я не хочу расставаться с тобой. — Его губы скользнули по ее шее, мочке уха. — Сейчас. Никогда.
Но он должен так поступить, и они оба это знали. Она не хотела отпускать его. Ни сейчас. Ни потом.
— Тогда останься пока со мной, — прошептала она в ответ.
Когда его пальцы заиграли завитками ее лона, она задохнулась от желания. И когда он нашел чувствительную точку, Люси потянулась всем телом, как кошка, поощряя его продолжить, утолить ее желание и страсть.
Она покачивалась в такт музыке, которую слышали только они двое, и задела его мужское естество, натянувшее ткань бриджей.
«Он хочет тебя. Желает, — нашептывал ей голос неведомой сирены. — Коснись его».
Люси опустила руку с лацкана сюртука Клифтона к его мускулистому животу, к ширинке.
Люси колебалась всего миг, потом ее пальцы прошлись от вершины его копья к основанию. Сомкнув руку, Люси с гордостью вслушивалась в стоны Клифтона. Оставив ее грудь, он сокрушил поцелуем ее губы с жаждой, заставившей Люси расстегнуть его бриджи и ласкать выпущенное на свободу мужское достоинство.
Она ласкала его пальцами, поражаясь размерам.
Клифтон чуть отстранился и смотрел на нее, словно увидел впервые, увидел нечто такое, чего и вообразить не мог.
Хотя предупреждения отца и вели благородную войну с ее желанием, пылающий в ней огонь страсти смел их. Люси понимала, каковы будут ее дни без Клифтона, без познания тайны, которую жаждало вкусить ее тело. И открыть эту тайну может только он.
А что, если он не вернется? Тогда в ее жизни останутся только воспоминания об этой ночи.
Люси заморгала и снова сосредоточила на нем взгляд. Он все еще всматривался в ее лицо.
— Черт побери, Люси, что ты со мной делаешь? — Его голос охрип от желания.
— Не знаю, — честно ответила она. — Но я хочу тебя. Хочу, чтобы ты взял меня. Хочу, чтобы ты любил меня.
Воцарилась долгая тишина. Весь мир замер, и Люси показалось, что она сказала слишком много. Просила слишком много.
Она сожалела о сказанном.
Он отвел с ее лица растрепавшиеся волосы и улыбнулся ей.
Ее сердце затрепетало от почти ребяческого ликования Клифтона.
— Но, Гусси, любовь моя, я уже это делаю.
Взявшись за руки, они, как озорные дети, помчались по темным переулкам Хэмпстеда.
Клифтон время от времени останавливался, прижимал Люси к себе и целовал. Он сорвал в траве одинокий цветок и воткнул ей в волосы.
— Я засушу его и буду хранить вечно, — поддразнила Люси, и Клифтон поцеловал ее снова.
Ее запах сводил его с ума. С каждым поцелуем она становилась смелее, ее руки и губы обезоруживали ее.
Боже, ни одну женщину он не хотел так, как Люси.
Это было явным безумием. Но не обильная доза пива Ноттона, не напряжение после недавнего приключения, не тревога о том, с чем предстоит столкнуться в ближайшие месяцы, имели для него какое-то значение — нет. Клифтон вдруг обнаружил, что у него есть сердце.
Люси Эллисон пробудила его чувства.
И Клифтон осознал, как изголодался, как жаждал любви, которую она предложила, как безумно желал открыть все ее тайны.
Они проскользнули по черной лестнице гостиницы в его комнату, и когда дверь за ними закрылась, он замер и смотрел в сияющие глаза Люси.
Ее темные кудри рассыпались по плечам, искушая запустить в них пальцы.
То, как она пробудила его к жизни, ошеломляло. Она зажгла в нем огонь не только поцелуем, но и когда пыталась обмануть его в картах, и он ее переиграл. Когда украдкой поглядывала на него, думая, что он не замечает, когда их руки случайно соприкасались и какие-то искры проскакивали между ними, опаляя обоих.
Теперь он заметил, что на ней то же платье, что и накануне, — розовый шелк, отделанный черным бархатом. На любой другой женщине это смотрелось бы вполне безобидно. На Люси Эллисон платье самым соблазнительным образом подчеркивало две стороны ее натуры: здравомыслие и страстность, ум и пыл.
И когда он спустил платье с ее плеч, открывая их своим прикосновениям и поцелуям, она издала стон.
Это было приглашение, от которого ни один мужчина не мог отказаться.
Клифтон постепенно спускал с нее платье, губами исследуя каждый дюйм открывшейся плоти.
Вкус ее кожи походил на волшебный эликсир и освобождал его от пут, сковавших сердце.
Она принадлежала ему.
Люси извивалась от нетерпения в его объятиях. Расстегнув рубашку, она стащила ее с него вместе с сюртуком. Ее руки гладили его грудь, спускались по животу, пальцы прошлись вдоль его мужского достоинства.
— Гилби, пожалуйста, — шептала она.
В ответ он дернул ее платье, и оно лужицей легло у ее ног. Она выгнулась к нему, выставив обнаженную грудь.
Он посасывал то один, то другой сосок, и они затвердели. Люси еще громче застонала. Клифтон улыбнулся, еще крепче прижал ее к себе, его язык проник ей в рот, и их языки заплясали эротический танец.
Клифтон повернул ее и прижал к двери. Люси обольстительно оплела ногой его ногу и терлась об него, словно кошка.
Отпустив копну ее волос, Клифтон медленно раздвинул завитки ее лона и исследовал потаенный бугорок.
Глаза Люси широко распахнулись, когда он начал легко и медленно поглаживать его. Его пальцы сначала кружили вокруг чувствительного бугорка, затем прошлись по влажным складкам.
Содрогаясь всем телом, Люси цеплялась за него.
— Я хочу… Я хочу…
Он знал, чего она хочет. Подняв Люси на руки, он понес ее к кровати, и они упали на мягкий матрац, в путаницу простыней… желаний… жажды, требующей утоления.
Люси принадлежит ему.
Сегодня ночью. Всегда.
Когда они упали в кровать, Люси охватила страсть.
И граф, и она сама — нагие. Но Люси согревал жаркий взгляд Клифтона, его стремление исследовать каждый ее дюйм. Теперь, когда он без бриджей, его желание куда более очевидно, его жезл давил на ее
