— Да отстань ты! Сам не знаю!
Любимым фильмом Виолы Ивановны были 'Четыре свадьбы и одни похороны'. Она любила хвастаться, что смотрела его восемьдесят один раз.
В общем, такие вещи называются у врачей 'навязчивой идеей'…
Все это было бы вовсе и неплохо, если б не одно 'но'. Когда бракосочетание в очередной раз срывалось, Виола Ивановна превращалась в настоящую ведьму, разве только на метле в школу не прилетала.
Двойки сыпались на учеников, как горох из мешка.
Контрольные шли косяком.
А Виола Ивановна мрачно ходила между рядов парт, вполголоса декламируя Шекспира. Те из старшеклассников, кто знал английский получше, умудрялись разобрать, что речь идет о подлости мужчин, коварно обманывающих беззащитных женщин.
Но самым страшным было даже не это.
Во время брачных неудач Виола Ивановна выбирала себе жертву — обычно из отстающих мужского пола. И безжалостно третировала ее.
— Тюленько, что такое герундий? — спрашивала она, строго глядя на несчастного поверх очков.
— Герундий — это… это такая… форма!
— Кто?
— Такая форма! Глагола!
— Какая это такая? — ехидно спрашивала Виола Ивановна.
— Такая… Неличная… — отвечал Тюленько (после подсказки своей соседки по парте Леси Кобзариной).
— Допустим… В таком случае, приведи пример герундия в английском предложении.
— Smoking… smoking is… — начинал мямлить Тюленько.
— Нельзя ли побыстрее? Ты что, спишь? — раздраженно спрашивала учительница.
— Smo… Smoking… is… is… — вконец терялся Тюленько.
— Ну и?..
— Вредно для здоровья! — выпаливал несчастный, со страху забывший, что уже говорит на русском.
— Все ясно с тобой, Тюленько. По-видимому, учеба в английской школе — это в твоем случае откровенно бессмысленная затея. Ты не-о-бу-ча-ем! Одним словом, давай дневник. И имей в виду: завтра мы с директором ждем в школу твою маму!
Как уже говорилось, в каждом из классов у Виолы Ивановны была своя жертва. В 7-'Б' такой жертвой был Леха Тюленько.
И в самом деле, он был не очень способным учеником.
Впрочем, в том же 7-'Б' были лодыри и более завзятые. Увы, Тюленько идеально подходил на роль мучимого. Тучный, одышливый и безответный — издевайся сколько хочешь!
Может быть, в лице Тюленько Виола Ивановна мстила всему мужскому племени? А, может быть, лично Тюленько ее раздражал?
Так или иначе, ученики 7-'Б' жалели Леху и помогали ему пережить грозу кто чем мог — кто подсказками, кто бутербродом с вареной колбасой.
К счастью, такие 'заскоки' случались у Виолы Ивановны не чаще раза в месяц.
А в остальное время она была совершенно нормальной училкой — мечтательной читательницей английских дамских романов, где ухажеры вьются вокруг недоступной красавицы, как пчелы над тазиком с абрикосовым вареньем…
Итак, на Ужасной Картине, висящей над дверями школы, была изображена Виола Ивановна.
Она восседала в бричке, запряженной четверкой мужчин, и держала в руках плетку-семихвостку модели 'Карабас-Барабас'.
Ее нос на Ужасной Картине был длинным, как банан. Гораздо более длинным, чем в жизни (но на то ведь и карикатура!). А губы Виолы Ивановны были огромными, как два вареника.
Поза нарисованной учительницы была развязной, а выражение лица — разбойничьим.
За спиной у Виолы Ивановны, не узнать которую было просто невозможно, развевалась свадебная фата с цветочками. А вместо свадебного платья, надет на ней был… лишь один купальник!
Мужчины, запряженные в карету вместо лошадей, тоже были хороши. Волосатые, горбатые, с непропорционально огромными головами, но все равно узнаваемые!
Каждый ученик школы смог без труда узнать в большеголовом обладателе громадной фуражки Леонида Валерьевича, участкового милиционера, бывшего одновременно самым упорным ухажером Виолы Ивановны.
А в существе, похожем больше на прямоходячего зайца, чем на мужчину, легко угадывался школьный сторож Глебыч, который вот уже год носил Виоле Ивановне цветы в ожидании чуда.
Школьники, сгибаясь пополам от смеха, тыкали пальцами в этот карикатурный шедевр.
Скандал? Он самый.
— Немедленно снимите! — снова завопила директриса. Она быстро очнулась от обморока и тут же принялась за свое.
— Но Роза Марленовна! — пробасила в ответ буфетчица Клава. — Нужна лестница!
— Так принесите лестницу!
— Но единственная лестница заперта в подсобке возле спортзала!
— Так откройте подсобку!
— Попробуй ее открой, — простодушно заявила буфетчица. — Ключ-то у физрука!
— Тогда позовите Валентина Ромуальдовича!
— Так выходной он сегодня!
— В таком случае, откройте окно кабинета химии и снимите же наконец эту Ужасную Картину!
— Будет сделано! — по-военному отрапортовала директрисе Клава и, обернувшись к собравшейся толпе, зычным басом заорала:
— Эй, кто-нибудь, срочно дуйте в химический и снимайте эту порнографию!
При слове 'порнография' все, кто собрался перед школой, дружно прыснули со смеху. Однако, двое десятиклассников из числа завсегдатаев буфета тут же ринулись исполнять поручение.
Прозвенел звонок, а никто — ни учителя, ни ученики, — в школу не торопился. Как зачарованные все стояли полукольцом перед недосягаемой Ужасной Картиной и смотрели на нее, словно в телевизор, где показывают финал чемпионата КВН.
Прошло минут десять и окно кабинета химии наконец распахнулось. Длиннорукий ученик 10-'А' со смешной фамилией Попрыгайло выпростался из него и попытался достать до Ужасной Картины, которая была взята в грубую сосновую рамку. Второй обхватил его за талию — для страховки.
Куда там!
Как ни старался Попрыгайло, а до карикатуры его пальцы никак не доставали! Она была повешена на вбитом между кирпичами гвозде, который висел значительно ниже уровня подоконника.
Попрыгайло снова подался вперед, подполз на животе еще ближе к краю, вот с хрустом треснул рукав его школьного пиджака, и…
… и в этот момент даже тем, кто терпеть не мог Попрыгайло, стало за него страшно — а вдруг вывалится? Конечно, директриса тоже заволновалась.
— Назад! Немедленно назад! — закричала она. — Прекратите это безобразие!
— Но вы же сами сказали… — начала буфетчица.
— Я попросила снять эту Ужасную Картину. Но я ничего не говорила о том, чтобы выпадать из окна!
— Вообще, на кухне крюк имеется… — задумчиво пробормотала Клава.
— Да при чем тут вообще какой-то крюк?! — раздраженно прошипела Роза Марленовна. — У меня ученик чуть не убился!
