– Нет, мне это пришло в голову прямо сейчас.
– Вот прямо тут, на солнышке?
– Прямо тут.
Чессеру это показалось забавным.
– Я заплачу вам пятнадцать миллионов долларов, – сказал Мэсси, как бы заключая договор.
– Только за попытку?
– Нет. В случае успеха.
Чессер отрицательно покачал головой.
– Почему «нет»?
– Я представил себя за решеткой. Заключенный из меня получится хреновый. Ведь я отнюдь не аскет.
– Об этом волноваться не стоит. Система не станет связываться с полицией: это может привести к утечке информации через газеты и всякие подобные вещи. Система меньше всего заинтересована, чтобы все узнали, как она работает. И особенно про запасы. Система ни за что не станет вмешивать в это дело полицию.
– Возможно, тут вы правы. А как насчет тех крутых парней, которые на них работают?
Мэсси кивнул:
– Да, это рискованно. Но чем больше ставка, тем выше риск – так во всем. Тут ставка очень велика.
– Двадцать миллионов карат.
– Даже больше, – сказал Мэсси.
Чессеру пришлось признать, что идея ему нравилась. Ему – пятнадцать миллионов, а Мичему – фиг. До конца жизни о деньгах думать не придется. Человек, у которого есть пятнадцать миллионов, найдет способ превратить их в тридцать миллионов и так далее. Это Мичему придется крепко задуматься. Мысль об ограблении была, конечно, абсурдной, но очень привлекательной.
Пока Чессер раздумывал над этим, Мэсси внимательно вглядывался ему в лицо, как бы расшифровывая каждое движение его души. С годами у Мэсси выработалось умение читать по лицам людей их мысли. Ведя переговоры, он старался понять: хочет ли его деловой партнер на самом деле прийти к согласию, или он принимает желаемое за действительное.
Это давало ему существенное преимущество. Он редко ошибался. И на этот раз, с Чессером, он был уверен в своих выводах.
– Считайте, что я предлагаю вам пятнадцать миллионов, – проговорил Мэсси. – Плюс издержки.
– Я подумаю, – пообещал Чессер, сам еще не веря в это.
– Отлично, – отозвался Мэсси. Он откинулся назад и закрыл глаза. – Хорошенько подумайте.
За обедом Чессер пребывал в прекрасном расположении духа. Его стараниями разговор коснулся весьма забавных, хоть и не совсем приличных, вещей. Все развеселились. Он и Мэсси по очереди рассказывали всякие истории, и, судя по реакции слушателей, Чессер рассказывал лучше. Леди Болдинг от души хохотала и иногда вставляла довольно двусмысленные замечания. Чтобы не отстать от остальных, Марен вспомнила один эпизод из своей школьной жизни. Дело происходило в Швеции, где зимой было так холодно, что ученики сидели, укрывшись шерстяными пледами. Однажды ее посадили рядом с парнем, который ей нравился. Учитель что-то заметил и поинтересовался, что у них там происходит под одеялом. На это мальчишка не моргнув глазом ответил, что он просто точил карандаш.
После обеда Мэсси предложил посмотреть кино.
Леди Болдинг хотела поиграть в бридж. Мэсси уступил.
Они играли в библиотеке: мужчины против женщин, по доллару. Они сыграли первую партию, и выяснилось, что Мэсси играет всерьез. Чессер отнесся к этому с уважением и остановил поток своего красноречия, как только были розданы карты. Они сыграли четыре роббера и подвели итог, Мужчины выиграли две тысячи триста двенадцать долларов.
– Пусть будет две тысячи для ровного счета, – сказал Мэсси.
Чессер не собирался брать денег. Он думал, что это просто забава вроде их с Марен бесконечного матча в трик-трак. Но Мэсси настаивал на платеже.
– Хорошо, – согласилась Марен. – Леди Болдинг заплатит вам, а я – Чессеру.
– Нет уж, – возразил Мэсси. – Вы заплатите мне, а леди Болдинг – Чессеру, иначе мы никогда не увидим этих денег.
– Завтра утром я дам вам чек, – сказала Марен.
– Я сделаю то же самое, – пообещала леди Болдинг.
Было половина двенадцатого. Мэсси все еще хотел смотреть кино. Леди Болдинг отказалась, сославшись на то, что ей надо ответить на письма. Марен зевнула. Мэсси не стал дожидаться извинений от Чессера, просто пожелал всем спокойной ночи и отправился смотреть фильм в одиночестве.
Как только Чессер и Марен оказались в своей комнате, Марен сразу стала раздеваться, что – Чессер знал по опыту – могло означать либо крайнюю степень усталости, либо любовное нетерпение. Она небрежно разбрасывала вещи по всей комнате, как будто они ей больше не понадобятся. Оставшись в одних туфлях, она трижды прошлась по комнате, и Чессер, восхищенный грацией ее движений, готов был поверить, что все это делалось ради него.
Потом Марен сбросила обе туфли; они полетели в разные стороны и упали на ковер. Она тут же
