Обычно по утром Аманда прощалась с ним у двери. Однако сегодня, держась за руки, они дошли до самой машины. Когда пришло время отпустить его руку, ей почему-то очень не хотелось этого делать, как будто он заразил ее своим пессимизмом. Должно быть, ей передались его дурные предчувствия, поскольку у нее вдруг возникло желание броситься ему на шею, попросить его сказаться больным и остаться с ней дома на весь день.
Стараясь не показать своего состояния, которое, возможно, являлось не более чем временной, связанной с беременностью потерей эмоционального равновесия, Аманда решила немного подразнить его.
— Не думай, что после родов я надену мученический венец. Как только появится малыш, мы будем по очереди менять ему пеленки.
— Жду не дождусь этого, — усмехнулся он. Затем, став серьезным, положил руки ей на плечи и притянул к себе. — Мне так легко любить тебя, поймешь ли ты когда-нибудь, как сильно я тебя люблю?
Аманда задрала голову и улыбнулась ему в ответ.
— Я знаю. — Солнце светило ей прямо в лицо и, возможно, поэтому на глазах у нее неожиданно появились слезы. — Я тоже тебя люблю.
Перед тем, как поцеловать ее, он обхватил ладонями лицо жены и долго смотрел ей в глаза. Охрипшим от волнения голосом он сказал:
— Я постараюсь вернуться пораньше. — Он сел за руль и добавил:
— Если тебе что-нибудь понадобится, позвони.
— Позвоню.
Когда он доехал до утла улицы, Аманда помахала ему рукой.
Спина начала болеть у нее тогда, когда она мыла оставшуюся после завтрака посуду. Перед тем, как застелить постель, она немного отдохнула, но тупая боль не утихала.
К полудню стало ясно, что с приступами резкой боли в животе надо что-то делать. Аманда подумала о том, чтобы позвонить ему, но удержалась. Схватки иногда начинаются за несколько недель до родов. Ребенок должен был родиться только через две недели. Это могла быть ложная тревога. Его работа требовала внимания и сосредоточенности, и она не хотела отвлекать его без особой необходимости.
В начале пятого отошли воды, и она сразу же позвонила своему акушеру-гинекологу. Он заверил ее, что для паники нет никаких оснований, что первые роды как правило длятся часами, но посоветовал ехать в родильное отделение.
Аманда больше не могла откладывать звонок в его офис. Но, когда она позвонила, ей сказали, что он занят и не может подойти к телефону. Ничего страшного. Ей надо было сделать еще несколько дел, прежде чем отправиться в клинику.
Она приняла душ, побрила ноги и вымыла шампунем голову, не зная, когда еще представится такая возможность. Уже уложенный небольшой плоский чемодан был заполнен ночными рубашками, новым халатом и шлепанцами, а также вещами для младенца, которые понадобятся при выписке. Она положила внутрь свои туалетные принадлежности и кое-какие мелочи, застегнула молнию и поставила чемоданчик у входной двери.
Схватки становились все чаще и сильнее. Аманда снова позвонила мужу. — Он вышел, — был ответ. — Но, если хотите, я могу его разыскать. Это срочно?
Срочно ли? В общем, нет. Женщины рожали детей и не при таких обстоятельствах. Неужели же она не сможет без него добраться до клиники? Кроме того, зачем ему, приехав домой, снова возвращаться в город?
Однако ей ужасно хотелось поговорить с ним. Звук его голоса поддержал бы ее. Вместо этого ей пришлось попросить оставить ему записку, чтобы он как можно скорее приехал к ней в больницу.
Аманда понимала, что в таком состоянии ей не стоит садиться за руль, но рядом с ней не было ни друзей, ни родственников, к кому она могла бы обратиться. Тогда она набрала 911.
— Я рожаю — мне нужна ваша помощь, чтобы доехать до родильного отделения.
Санитарная машина приехала через несколько минут. Фельдшер осмотрел ее.
— Мне не нравится ваше давление, — сказал он, снимая с ее руки манжету аппарата. — Давно начались схватки?
— Несколько часов назад.
Теперь боль была сильной. Дыхательные упражнения и аутотренинг, которые она изучала на занятиях для будущих родителей, оказались менее эффективными, когда ей пришлось выполнять их в одиночестве. Они нисколько не уменьшили боль.
— Далеко еще? — задыхаясь, спросила она.
— Недалеко. Держитесь. У вас все будет хорошо. Но у нее не все шло хорошо. Аманда поняла это, когда увидела, как нахмурился ее врач после предварительного осмотра.
— У ребенка тазовое прележание.
— О Господи! — всхлипнула она.
— Ну-ну, не волнуйтесь. Так бывает. Постараемся его повернуть. Если это не поможет, сделаем кесарево сечение.
— Я позвонила по номеру, который вы мне дали, — почувствовав ее состояние, добавила медсестра. — Он уже едет.
— Слава Богу, — вздохнула Аманда с некоторым облегчением. Он скоро будет здесь. — Слава Богу.
— Он что, ваш инструктор?
— Он мой все на свете.
Сестра крепко взяла ее за руку и стала о чем-то с ней разговаривать, помогая преодолеть новый приступ боли, от которой темнело в глазах, в то время как врач пытался Придать плоду правильное положение. Мониторы постоянно следили за биением маленького сердечка. Сестра все чаще измеряла Аманде давление. Наконец врач сказал:
— Готовьте ее к операции.
Следующие несколько минут пролетели в туманном калейдоскопе света, звуков и движений. Ее быстро повезли в родовой блок.
Куда же он подевался? Приглушенным от тоски голосом она выкрикнула его имя, а затем заскрежетала зубами, пытаясь отогнать кинжалом пронзившую ее боль в области живота. Потом она случайно услышала разговор двух сестер-акушерок:
— Сегодня в районе Луп произошла ужасная пробка.
— Еще какая! Я как раз поднималась сюда мимо отделения экстренной помощи. Там такое творится! Несколько жертв, в основном в результате травм головы. Поэтому несколько специальных бригад ждут приезда ближайших родственников погибших, чтобы получить согласие использовать неповрежденные органы и ткани.
Аманда почувствовала, как ей сделали укол в руку, чем-то жидким и холодным смазали живот, обернули ноги стерильными голубыми простынями.
Пробка в Лупе?
Он должен был ехать через Луп.
Он, должно быть, торопился, чтобы успеть увидеть ее до рождения ребенка.
И ехал слишком быстро.
Рискуя намного сильнее обычного.
— Нет! — простонала она.
— Держитесь. Всего через несколько минут вы возьмете в руки своего малыша. — Добрый голос, но не его. Не тот, который она мечтала услышать.
И внезапно Аманда поняла, что уже никогда не услышит его голос. На мгновение у нее возникло потустороннее восприятие действительности. С острой беспощадностью, необъяснимой и в то же время неоспоримой, она осознала, что никогда больше его не увидит.
В то утро, когда непролитые слезы жгли ее глаза, у нее появилось предчувствие, что их прощальному поцелую суждено стать последним. Каким-то образом она уже знала, что никогда больше не дотронется до
