доставить тебе такое наслаждение, чтобы ты знала, почему вокруг этого такой гвалт.
И чтобы ты хотела меня снова и снова, добавил он про себя, пока мы не станем слишком старыми и сможем только ласкать друг друга руками и делиться теплом сладостных воспоминаний.
Он хотел, чтобы их воспоминания отсчитывались с сегодняшнего дня. Но больше всего он хотел просто любить ее — сейчас, сию минуту и до тех пор, пока у них у обоих не останется сил встать с кровати. И потом, отдохнув, снова любить ее.
— Это начинается здесь, — сказал он, положив руку ей на голову. — И затем спускается сюда. — Рука пробежала по всему телу и остановилась в светлой пушистой аллее между ногами. У Рори перехватило дыхание. Бедра сжали его руку, и он моментально убрал ее. — И потом, — продолжал он, медленно скользя рукой по плоскому ровному животу, по долине между ребрами и останавливаясь под левой грудью, — если тебе очень повезет, это прилетит прямо сюда. В сердце. Или в ту часть души, которую, как говорят, представляет сердце. Понимаешь?
— По-моему, да.
— Повторяй за мной, это начинается в разуме. — Для него прежде это никогда не начиналось в разуме. — Затем переходит на следующую стадию, назовем ее либидо или, если хочешь, сексуальным влечением, и тело на него откликается, как положено. — Быть в женщине, хотеть этого, планировать, как получить это, и наслаждаться этим, пока оно продолжается. По крайней мере, для него всегда прежде было так. — Но в некоторых редких и удивительных случаях, — прерывисто прошептал он, — когда встречаются два человека, созданных друг для друга, это кончается вот здесь. В сердце. И это венец всему.
Он обхватил рукой ее грудь и приник ртом к розовому наперстку, выступавшему посередине.
Молния пронзила ее с головы до ног. Она обхватила его голову, пальцы вцепились в копну теплых, живых волос. Она нащупала его уши, не большие и не маленькие, совершенные уши. Как и весь он. С крючковатым носом, с кривой улыбкой и всеми неправильными чертами лица он был так совершенен, что она никак не могла поверить в свою удачу.
Какой бы Рори ни была неопытной, она не была глупой. Кейн хотел ее, и не просто хотел, она нравилась ему. Может быть, он даже любит ее, как она любит его.
Но Рори не успела додумать, как же относится к ней Кейн, потому что его поцелуи теперь ласкали все ее тело, опаляя плоть и вызывая дикую жажду чего-то смутно понимаемого. И она начала кричать:
— Кейн, что ты делаешь со мной? Ах, пожалуйста, я больше не могу этого вынести! Что-то случилось со мной! О… о… о-о-о!
Кейн искусно, терпеливо и с величайшей нежностью разжигал в ней костер и затем снова и снова раздувал пламя, а Рори стонала и извивалась. Он с огромным усилием контролировал себя, опасаясь, что развязка наступит слишком быстро.
Но она любит его. Он не сомневался в этом. Она доверяет ему, и все пойдет как надо! К тому моменту, когда Кейн снова навис над ней, желтый фиговый листок с тропическими рыбами валялся где-то на полу. Рори чувствовала себя совершенно опустошенной, глаза полуоткрыты, рот тоже. Ей казалось, будто все в ней пульсирует ярко-красным огнем.
— Сядь, — приказал Кейн.
— Не могу. У меня нет костей. Они размякли.
— Удивительно, душа моя, но у меня, на беду, пока еще целы.
Он поднял ее, и она обвисла у него на плече, потом он сделал несколько движений, пока она не села верхом ему на бедра. Ее руки безвольно лежали на его плечах, голова клонилась набок, словно слишком пышный цветок на тонком стебле. Она улыбалась. Просто лучилась улыбкой.
— Это я, Рори. — Он взял ее руку и положил себе на плоть, и стиснул зубы, когда ее маленькая нежная ладонь начала свое исследование. На столике рядом с кроватью лежал маленький пакет из фольги. Проклятие, почему он не надел эту вещь заранее! От ее прикосновений он совсем забылся!
— Хватит слов и показов, душа моя, — сквозь стиснутые зубы процедил он. — Дай мне минутку, и мы перейдем к следующей стадии, хорошо?
Она кивнула, ясно было, что она согласилась бы на все за то наслаждение, которое он ей доставляет. Ему есть чем гордиться. Да и сам он получал такое наслаждение, что чуть не ускорил развязку. Никогда еще он не был так близок к тому, чтобы потерять контроль над собой. Такое с ним случалось только лет в пятнадцать.
— Сейчас, — прошептал он несколько секунд спустя. — Самая тяжелая часть.
— Ты имеешь в виду вот это?
Проклятие, хоть бы она не трогала его. Кейн подавил судорожный взрыв смеха.
— Да, любовь моя… вот это. То, что мы собираемся делать. Ты учительница. Ты знаешь гораздо больше, чем большинство ребят, когда они занимаются этим. Мне не надо объяснять, что случится с тобой. Но знай, что в любой момент, если тебе вдруг не понравится, можешь освободиться от меня. Встань и отойди в сторонку. Обещаю, я не буду долго плакать. И все равно буду уважать тебя, если ты не пройдешь весь путь до конца.
Но Рори чувствовала, как томительный жар снова нестерпимо нарастает в ней, и наставления Кейна были излишни. В конце концов, она закончила колледж и теоретически знала все, что надо знать.
Она только не была готова к странному состоянию, когда должна буквально впитать в себя другого человека, странному ощущению себя… наполненной. Положив руки на плечи Кейна, сосредоточенно нахмурившись, Рори осторожно опускалась на его затвердевшую плоть. Кейн весь покрылся потом. И почти неслышно выругался, а ее обдало холодом от страха, не сделала ли она что-то неправильно.
По правде говоря, теория сильно отличалась от реальной практики.
Кейн испустил глубокий болезненный вздох.
— Зря не напомнил тебе, как обращаться с окаменелостями, — процедил он.
Рори сделала вторую попытку. Для опыта она вильнула бедрами и ощутила обжигающий укол. Затем, крепко зажмурившись, с отчаянной решимостью снова приподнялась и села. Прочно. Короткий вскрик вырвался у нее, но Кейн, застонав, с такой силой прижал ее к себе, что боль притупилась.
— Ах, нежная, нежная Рори. Подожди минутку, ладно? Не двигайся. Я думаю, скоро неприятное ощущение пройдет.
Оно уже прошло. Она чувствовала наполненность. Но не только тела. Все в ней было наполнено этим человеком. Мягко и ласково Кейн обхватил ладонями ее лицо и улыбнулся ей в глаза. И потом поцеловал ее. И как-то все вернулось к прежней позе, она лежала, и он был на ней, и тела их наслаждались вечным, как сама жизнь, ритмом движений.
На этот раз она снова, как птица Феникс, сгорела дотла. И на этот раз каждое мгновение было столь же удивительным, сколь и неповторимым. И неповторимость эта была самым большим чудом, она никак не позволяла им насытиться. Много спустя, когда Кейн изогнулся и стоном, идущим из самого нутра, выкрикнул ее имя, она поняла, что все это время улыбалась.
Пожалуй, в этой улыбке была и доля самодовольства, не один лишь Кейн гордился собой. Когда он наконец улегся на бок, она устроилась в его объятиях, прижалась к нему и моментально уснула.
Кейн среди ночи несколько раз просыпался и при свете, падавшем в окно от уличного фонаря, разглядывал ее. В школе он специализировался в математике, устроил себе гонки, чтобы получить диплом за три года и поступить в летную часть, где служил отец. После выхода в отставку, перестав летать и столкнувшись с невыносимой скукой чиновной службы, он пришел к писательству, к беспокойным поискам неведомо чего.
И вот наконец нашел. Оказалось, что ее. Слава Богу, у него хватило ума и настойчивости не упустить свою находку!
Ему хотелось бы разбудить и взять ее снова, но нет, еще рано, у нее все внутри саднит. Тихо встав, он порылся в летной сумке и нашел блокнот. Приняв душ и надев трусы с махровыми розами и синими птицами и запасную рубашку, Кейн сел писать.
Рори спала, улыбаясь во сне, и ни одна из ее улыбок не пропадала бесследно. Кейн ловил каждую из них. Написав несколько строк, он снова и снова смотрел на женщину, лежавшую рядом в постели.
Наконец, не перечитывая, он положил записку на столик возле кровати, придавив ее полупустой чашкой остывшего шоколада. Когда она проснется, он будет уже в пути, хотя больше всего ему хотелось бы остаться здесь, в ее объятиях.
