одном доме. Найдем ей кого-нибудь повеселее, парня с характером вроде нашей Джун.
— Последние наши траты позволят нам дать приданое только одной из них! И потом, как мне кажется, этот юноша гораздо больше нравится Энн!
— Но что вы от меня-то хотите, дорогая супруга? Пускай тогда берет обеих, одну будет любить он, а другая его, они так похожи, что он и не поймет, кто из них кто, — и отец семейства расхохотался собственной шутке.
Миссис Олдберри оставалось только фыркнуть и отправиться искать Джун.
Дочь обнаружилась на лужайке перед мольбертом, на котором красовался начатый пейзаж с покосившейся беседкой. С тех пор как мистер Серж Совиньи, учитель рисования, перестал давать ей уроки, пейзаж очень мало продвинулся вперед, и мать уже не раз пеняла Джун, так как собиралась послать его в подарок одной дальней родственнице как наименее разорительный знак внимания.
— Дитя мое, нам надо переговорить с тобой об одном важном деле, — начала мать, собираясь с духом.
— Тогда лучше побеседуй с Энн, — весело ответила проказница.
— С ней я тоже поговорю, но сначала мне необходимо узнать твое мнение, — пресекая дальнейшие попытки дочери увильнуть от беседы, маменька повлекла Джун к скамейке. — Итак, не буду делать долгих вступлений и сразу сообщу главное. Сегодня мистер Гарольд Лестер явился ко мне просить твоей руки.
Может, и следовало как-нибудь подготовить дочку, но было поздно — Джун едва не опрокинулась навзничь со скамейки и удивленно воскликнула:
— Моей?! Матушка, вы уверены? Не Энн, а моей руки?!
— Именно так, — миссис Олдберри ни за что Сил не призналась, что час назад была точно так же удивлена.
— Но почему? Ведь он все это время любезничал с нашей Энн да изредка с Маргарет Бонне. Очень странно, — Джун едва ли не впервые в жизни растерялась.
— Он не любезничал с Энн, они просто беседовали. Как объяснил мне он сам, его сердце глубоко затронул твой веселый нрав, очарование и прочее в том же духе. Энн, к сожалению, привлекла его только как равная по знаниям собеседница.
— И ты жалеешь, что он увлекся мной, — проницательность Джун иногда удивляла ее матушку, склонную недооценивать умственные способности дочери.
— Я просто думала, что они были бы счастливее в силу сходства характеров.
— Им очень скоро стало бы скучно, как только они обсудили бы все прочитанные книги и все города, в которых он был, а она нет.
— Так ты намерена принять предложение? — задала наконец миссис Олдберри главный вопрос.
Джун уставилась на мать с едва ли не большим изумлением, чем было у нее на лице, когда она узнала о сватовстве мистера Гарольда.
— Разумеется, намерена! Разве может быть по-другому?
— Но ведь ты не любишь его и даже не слишком хорошо к нему относишься! — мать была настроена на отказ, и ответ дочери оказался для нее не менее неожиданным, чем сама новость.
— Зато он любит меня! И он богат. И не замечен в каких-то пороках. Разве этого не достаточно для хорошего брака? Ведь если б он посватался к Энн, ты бы ничего не имела против, — язвительно закончила Джун.
— Я не хотела обидеть тебя, милая. Просто я не думала, что, в отличие от Энн, этих доводов будет для тебя достаточно, ты ведь всегда мечтала о возвышенной любви, как в твоих романах.
— Мечты могут так и остаться мечтами, а нашей семье очень нужен такой зять, как Гарольд, я же понимаю. И не менее, чем Энн, хочу сделать вас всех счастливыми! — Джун была задета, и мать поспешила успокоить ее вспыльчивость:
— Конечно же, у тебя золотое сердце. Но все деньги не порадуют нас с отцом, если ты окажешься несчастна.
— Я точно так же буду несчастна в этой глуши и без такого мужа, как Гарольд. После всех этих обедов и пикников мы вряд ли поедем в Лондон в ближайшие пятьдесят лет.
Матери пришлось признать правоту Джун, а ее совесть была успокоена — в конце концов, Энн любила мистера Гарольда не больше, чем сестра, а ведь с ней матушка вообще не стала бы вести подобных разговоров, сразу же перейдя к обсуждению предстоящих приготовлений к венчанию.
— Что касается ведения хозяйства, я надеюсь па твои советы и помощь, раз уж я такая бесталанная, — лукаво добавила Джун.
— Я вовсе так не думаю, ты просто недостаточно усидчива. Но я научу тебя, что говорить слугам и как наладить отношения с экономкой, и дальше все потечет по раз и навсегда заведенному порядку, а тебе останется только время от времени проверять работу и распекать слуг за нерадивость. К тому же Гарольд на удивление серьезно относится к делам имения, и проблем не возникнет. А на мой совет ты всегда можешь рассчитывать.
Мать и дочь расцеловались, и, довольная оборотом, который принял разговор, миссис Олдберри направилась к Энн, чтобы сообщить радостную новость, а Джун осталась сидеть на скамеечке, прикрыв глаза от солнца, и предаваться мечтаниям о новой жизни, которая уже ждет ее.
Энн наводила порядок в папке с нотами. В последнее время они не заказывали ничего нового, и Джун, любившая музицировать, перетрясла все ноты в поисках произведения, которое еще не успело надоесть из-за частого исполнения.
Увидев мать в радостном расположении духа, Энн отвлеклась от своего занятия, ожидая услышать что-то новое — давно уже миссис Олдберри не выглядела такой сияющей.
— Моя дорогая, я пришла сообщить тебе восхитительную новость — наша Джун выходит замуж!
— Это действительно чудесно, но за кого? — Энн не могла и представить, чтобы мать была так рада предложению кого-либо из соседей, против сближения с которыми она всю жизнь настаивала.
— За мистера Гарольда Лестера, разумеется! Кто еще мог бы сделать ей предложение, не Родрик Рэнсом же или Стивен Фаутон, уж их-то я не была бы счастлива видеть в зятьях!
— Да, разумеется, кто еще… — пробормотала Энн, неловким движением руки столкнув папку на пол, так что все ее труды разлетелись по комнате.
Миссис Олдберри приподняла брови:
— Ты, по-моему, не очень-то рада за сестру. Разве мы не надеялись породниться с Лестерами все эти месяцы?
— Да, конечно. Но… — Энн взирала на разбросанные листы, не делая даже попытки встать со стула и начать наводить порядок.
— Но мы надеялись, что это будешь ты. Да, конечно, дорогая, это не слишком приятно, что он предпочел тебе сестру, тем более что он не ухаживал за ней открыто, но мы все выиграем от их брака. Ты знаешь, какие непредвиденные расходы мы понесли в это лето, а выдать дочь замуж без приданого — значит опозориться в глазах не только Гарольда, но и Фицриверов, а я не могу этого допустить. Значит, наши последние средства уйдут на приданое Джун, с тем чтобы она, став леди Лестер, смогла обеспечить достойное приданое для тебя. Она в первую очередь подумала о тебе и…
Миссис Олдберри собиралась продолжать свою рассудительную речь, но Энн не позволила ей, внезапно вскочив с места.
— Мне не нужно приданое от Джун! И от него! — она упала на стул и разрыдалась.
Ошарашенная мать настолько была поражена необычным поведением дочери, что несколько мгновений молча смотрела на нее, прогоняя от себя мысль, что перед ней — переодетая Джун.
Но Энн уже сама устыдилась своего порыва и попыталась сдержать слезы, однако долго сдерживаемые эмоции внезапно оказались на свободе и никак не хотели снова быть запертыми в глубинах ее сердца. Слезы текли из-под пальцев на раскиданные ноты, жалобные всхлипы рвались из груди, и матушка внезапно поняла, что подобное горе никак не могло быть вызвано уязвленным самолюбием. Тут явно было что-то другое, и она начала догадываться, что именно. Достав платок, миссис Олдберри пересела поближе к дочери и обняла ее одной рукой, другой засовывая платок в сведенные судорогой пальцы, которыми девушка отчаянно закрывала лицо.
— Не стоит плакать, милая, прошу тебя, поделись со мной своей печалью. Неужели мистер Гарольд
