Тайна леди Одли

бездну унижения, последним усилием воли удержался на ее краю.

– Уезжайте, мистер Одли, – сказала она. – Вы сумасшедший, говорю я вам. Вы сумасшедший.

– Я уеду, миледи. До сего дня я действовал, жалея живых. Отныне я буду помнить только о долге перед мертвыми.

Он пошел прочь от заброшенного колодца и скрылся среди лип. Миледи медленно последовала за ним. В тот момент, когда он, открыв железные ворота, вышел из сада, двери дома отворились, и на пороге показалась Алисия.

– Я тебя везде ищу, Роберт, – сказала она. – Папочка спустился в библиотеку, и он будет рад повидаться с тобой.

Тень миледи упала на дорогу рядом с Робертом Одли. Он отошел в сторону, давая женщине пройти.

– Не знаю, дорогая, какая муха укусила твоего кузена, – сказала леди Одли, – он стал таким рассеянным, что я просто не в состоянии угадать, какую шутку он выкинет в следующую минуту.

– Судя по тому, как долго вы пробыли наедине, – с иронией заметила Алисия, – вы все же пытались его понять, несмотря на все его странности.

– О да, – спокойно ответил Роберт, – мы с миледи поняли друг друга прекрасно. Однако уже стемнело. До свиданья, леди. Я отправляюсь в Маунт-Станнинг; там у меня есть кое-какие дела, там я и заночую. А с дядюшкой увижусь завтра.

– Как, Роберт, – возмутилась Алисия, – ты уедешь, не повидавшись с папочкой?

– Да, дорогая. Я несколько взволнован, потому что дело меня ждет не слишком приятное, так что с дядюшкой мне лучше не встречаться. Доброй ночи, Алисия. Утром я либо приду сам, либо пришлю вам записку.

С этими словами он пожал руку кузине, поклонился леди Одли и направился в сторону деревни.

Миледи и Алисия глядели ему вслед, пока он не скрылся из виду.

– Что это с ним случилось? Почему он так странно себя ведет? – растерянно спросила Алисия. – Его, видите ли, беспокоит какое-то неприятное дело! А, по-моему, этот несчастный решился-таки вести дело в суде, и его заранее мутит при мысли о том, что в своей профессии он полный профан!

– А ты никогда не пыталась изучить характер своего кузена, Алисия? – выдержав паузу, озабоченно спросила миледи.

– Изучить его характер? Нет, леди Одли. Да и зачем? С первого взгляда ясно, кто перед вами: ленивый, себялюбивый сибарит, которого не заботит ничто, кроме собственного покоя и благополучия.

– А тебе не приходило в голову, что он несколько странен?

– Странен? – повторила Алисия, вытянув алые губки и пожав плечами. – Да… Пожалуй… Впрочем, это обычное оправдание для людей подобного сорта.

– Ты никогда не рассказывала мне о его родителях, – задумчиво промолвила миледи. – Ты их помнишь?

– Матушку его мне видеть не довелось. Девичья ее фамилия – Дальримпл. Она была весьма неуемной особой: в один прекрасный день сбежала с моим дядюшкой, и они вдвоем пустили на ветер огромное состояние. Она умерла в Ницце, когда Бобу было всего пять лет.

– Скажи, а ты не слышала о каких-нибудь отклонениях в его поведении?

– Что вы понимаете под словом «отклонения»?

– Хорошо, я задам вопрос по-другому: не слышала ли ты о каких-нибудь его странностях, чудачествах, выходках, одним словом, о чем-нибудь таком, в связи с чем о человеке говорят, что у него не все дома?

– Ах, нет, – смеясь, ответила Алисия. – Тетушка моя была весьма рассудительной особой, хотя и вышла замуж по любви. Впрочем, она умерла, когда меня еще не было на свете, и потому, как вы понимаете, особого интереса у меня к ней не было и нет.

– Но дядюшку-то ты своего помнишь, я полагаю?

– Дядюшку Роберта? Еще бы! Его я помню очень хорошо.

– Может, за ним водились какие-нибудь странности, присущие теперь твоему кузену?

– О да, мой кузен унаследовал все, как вы их называете, «отклонения» своего родителя. Мой дядюшка относился к окружающим с тем же безразличием, что и мой кузен. Впрочем, он был добрым мужем, заботливым отцом и рачительным, строгим хозяином: он сумел поставить себя так, что никто из слуг и арендаторов не смел ему перечить.

– А за ним замечали какие-нибудь странности?

– Да, его всегда считали чудаковатым.

– Долго я думала, – озабоченно промолвила миледи, – и вот что я тебе скажу: известно ли тебе, что сумасшествие передается от отца к сыну чаще, чем от отца к дочери, и от матери к дочери чаще, чем от матери к сыну? Твой кузен Роберт Одли – молодой человек весьма привлекательной наружности и, как мне кажется, у него доброе сердце. И все-таки за ним нужно приглядывать, Алисия, он – сумасшедший!

– Сумасшедший? – с негодованием воскликнула Алисия. – И как у вас только язык… Вы либо бредите… либо… хотите меня напугать!

– Я хочу только одного, Алисия, чтобы ты была начеку. Возможно, как ты утверждаешь, мистер Одли всего лишь чудаковат. Однако нынешним вечером он говорил со мной так, что у меня душа ушла в пятки от страха, и сейчас мне кажется, что молодой человек действительно сходит с ума. Как бы там ни было, я сегодня же поговорю об этом с сэром Майклом, и разговор у нас будет очень серьезным.

– Поговорите с папой! Но он так расстроится…

– Что поделаешь, дорогая, я должна предупредить его, чтобы он тоже был настороже.

– Но он никогда не поверит вам! Он просто высмеет вас с вашими домыслами.

– Не высмеет. Он поверит всему, что я ему скажу, – произнесла миледи, и едва заметная улыбка зазмеилась на ее устах.

31 МИЛЕДИ ПОДГОТАВЛИВАЕТ ПОЧВУ

Леди Одли вышла из сада и направилась в библиотеку – уютную комнату, обшитую дубовыми панелями, где сэр Майкл любил читать, писать и обсуждать дела с управляющим – здоровенным детиной, понаторевшим не только в сельском хозяйстве, но и в крючкотворстве, который арендовал небольшую ферму в нескольких милях от Одли-Корт.

Баронет сидел у камина в легком вместительном кресле. Яркое пламя трепетало за решеткой, отбрасывая малиновые отблески на полированные выступы книжного шкафа из мореного дуба и на переплеты фолиантов с золотыми буквами.

Настольную лампу еще не зажгли, и сэр Майкл сидел у огня, ожидая прихода молодой жены.

Невозможно выразить словами, сколь чиста была его щедрая любовь, невозможно описать это чувство – нежное, как любовь матери к своему первенцу, и прекрасное, как страсть рыцаря к даме своего сердца.

Дверь скрипнула, и на пороге библиотеки возникла изящная женская фигурка.

– Ах, это ты, дорогая! – воскликнул сэр Майкл, когда миледи, закрыв за собой дверь, направилась к нему. – Я жду тебя уже целый час и все думаю, думаю без конца о тебе одной. Где ты была все это время, что делала?

Миледи встала в тени и, выдержав долгую паузу, сказала:

– Я ездила в Челмсфорд… за покупками…

Здесь, изобразив легкое замешательство, она запнулась, и ее тонкие белые пальчики нервно затеребили ленточку на шляпе.

– А что, моя дорогая, – спросил баронет, – что ты делала после того, как вернулась из Челмсфорда? Я слышал, как экипаж остановился у дверей, это было еще час назад. Ведь то был твой экипаж, не правда ли?

– Да, я вернулась домой час назад, – ответила миледи с прежним замешательством.

– Чем же ты была так занята после возвращения?

В тоне сэра Майкла послышался легкий упрек: в присутствии молодой жены он буквально оживал, и ее неоправданная задержка обидела его.