– Чем ты занималась после того, как вернулась домой? – повторил он свой вопрос. – Почему тебя так долго не было рядом со мной?
– Я беседовала… я беседовала… с мистером Робертом Одли.
Миледи все так же накручивала на пальчик тесемку от шляпы, и выражение замешательства по- прежнему не сходило с ее лица.
– Ты была с Робертом! – удивился сэр Майкл. – Так он, оказывается, здесь?
– Да, был здесь – совсем недавно.
– Но он еще здесь, я полагаю.
– Увы, нет, он ушел.
– Ушел! – разочарованно воскликнул сэр Майкл. – Что все это значит, дорогая?
– А то и значит, что твой племянник пожаловал к нам сегодня после полудня. Когда мы с Алисией вернулись, он гулял по саду. Потом мы – он и я – поговорили наедине, и тут он вдруг заторопился и покинул меня, ничего толком не объяснив и лишь заявив на прощание, что у него есть какое-то дело в Маунт- Станнинге.
– В Маунт-Станнинге… Но какое у него может быть дело в этом богом забытом месте? Он там заночует, не так ли?
– Да, он что-то такое обронил мимоходом.
Сэр Майкл растерянно развел руками.
– Честное слово, – сказал он, – я начинаю думать, что у моего племянника не все в порядке с головой.
Миледи по-прежнему держалась в тени, и сэр Майкл не заметил, как вспыхнуло вдруг ее бледное лицо и как улыбка, язвительная и торжествующая, тронула ее губы.
Что до сэра Майкла, то последней своей фразе он не придал никакого особого значения. Баронет действительно был невысокого мнения о практичности Роберта в чисто житейских делах, видел в нем человека доброго, но никчемного, одного из тех, чье сердце мать-природа щедро наделила всеми возможными добродетелями, но чей ум оставила в небрежении, не уделив ему и скромной доли своих даров.
Сэр Майкл совершил ошибку, свойственную людям благополучным и снисходительным, привыкшим судить обо всем поверхностно, ибо жизнь не дает им повода задуматься о глубинной сути вещей и явлений: он принял лень за бездарность, а ничегонеделанье – за глупость, решив, что коль скоро его племянник не совершил ничего выдающегося, то у него, стало быть, нет никаких талантов.
Оставим это на совести сэра Майкла, а себе, читатель, возьмем за правило не судить о том, что может сделать человек, по тому, что он сделал на сегодняшний день. Жизнь подобна карточной игре, в которой – как знать? – лучшие карты еще, быть может, не легли на стол.
Миледи сняла шляпу и села на скамеечку у ног сэра Майкла. В этом не было ничего обдуманного и преднамеренного: леди Одли было свойственно вести себя по-детски, и никто не ждал от нее ничего иного. Могла ли эта сирена с волосами цвета янтаря вести себя, как подобает солидной женщине? Может ли из глотки баса вырваться трель жаворонка?
Она села, отвернув бледное лицо от камина и положив руки на подлокотник кресла сэра Майкла. О, как они были беспокойны, эти изящные руки! Не раз и не два миледи пошевелила пальчиками, унизанными перстнями, давая понять мужу, что хочет сказать нечто важное, но не знает, с чего начать.
– Я хотела прийти к тебе, дорогой, – промолвила она наконец, – хотела прийти к тебе сразу, как только приехала, но мистер Одли настоял на том, что я должна задержаться и побеседовать с ним наедине.
– Но о чем, любовь моя? Что Роберт тебе сказал?
Миледи ничего не ответила, лишь опустила головку на колено супруга, и вьющиеся янтарные волосы упали на ее лицо.
Сэр Майкл поднял головку миледи и взглянул ей прямо в глаза. Они были заплаканы.
– Ах, Люси, Люси! – воскликнул баронет. – Что все это значит?
Леди Одли попыталась заговорить, но слова замерли на ее дрожащих устах. Ужас, который она перенесла в липовой аллее, снова возобладал над ней, и она разразилась бурными рыданиями.
Нет, это не она собиралась противопоставить Роберту Одли. Вступая в борьбу, она и сама не знала, какое оружие изберет, но эти рыдания, столь искренне исторгнувшись из ее груди, сделали ее непобедимой. Сэр Майкл был потрясен до глубины души.
Дрожа от негодования, он резко поднялся из кресла, готовый уничтожить всякого, кто обидел его жену.
– Люси, что случилось? Скажи всю правду, я настаиваю на этом. Ты слышишь – настаиваю!
– Я знаю, я ужасно глупая, – всхлипывая, сказала миледи, все еще не в силах прийти в себя, – но… он меня совершенно выбил из колеи!
– Кто – он?
– Твой племянник, Роберт Одли.
– Роберт! – воскликнул баронет. – Но… каким образом?
– Я же тебе сказала, что он настоял на том, чтобы я пошла с ним в липовую аллею. А там… Там он мне наговорил таких гадостей, что я до сих пор…
– Каких гадостей, Люси?
Леди Одли зябко поежилась и припала щечкой к мощной руке супруга, которая покоилась сейчас на ее плече.
– Что он тебе наговорил, Люси?
– Ах, дорогой, разве я смогу тебе это пересказать? Я же знаю, ты либо расстроишься, либо, хуже того, высмеешь меня, и тогда…
– Высмею тебя? Да что ты, милая?
Несколько минут леди Одли сидела, не проронив ни слова. Она смотрела прямо на огонь, положив пальчики на руку мужа.
– Дорогой, – медленно и неуверенно начала она, боюсь, мой вопрос будет тебе неприятен, и все-таки, будь добр, ответь мне… Ты никогда не думал, что твой племянник немного… немного…
– Немного – что, дорогая?
– Немного не в себе, – с трудом выговорила леди Одли.
– Не в себе? С чего ты взяла?
– Но ведь ты сам только что сказал, что тебе иногда кажется, что у Роберта не все в порядке с головой.
– Вот как? – засмеялся баронет. – Что-то не припомню. Но даже если и сказал, то, поверь, я не вкладывал в свои слова буквального смысла. Да, Роберт чудаковат, возможно, чуть туповат, но, поверь, для того, чтобы сойти с ума, нужны, как минимум, мозги, а их-то у него и нет. Скорее это с тобой не все в порядке, но, разумеется, не от недостатка ума, а от его переизбытка.
– Но сумасшествие иногда передается по наследству. Роберт Одли мог унаследовать…
– По отцовской линии он этого унаследовать не мог, – перебил сэр Майкл. – Никто в роду Одли не сидел в доме умалишенных и не обращался к психиатру.
– А по материнской?
– Не знаю.
– Люди предпочитают умалчивать об этом, – убежденно сказала леди Одли. – Жена твоего младшего брата, мать Роберта, в ее роду…
– Нет, не думаю. Однако, Люси, ради бога, что такого сказал тебе Роберт? Почему ты ставишь ему столь суровый диагноз?
– По-моему, он слишком долго жил один в своих холостяцких апартаментах на Фигтри-Корт, – как бы не слыша вопроса мужа, задумчиво промолвила леди Одли, глядя на огонь отсутствующим взором. – Слишком много читал, слишком много курил… Конечно, этого мало, чтобы объявлять о его невменяемости, но ведь часто бывает, что проходят годы, прежде чем душевная болезнь обнаруживает себя в полной мере, человек, знающий о своем недуге, уже не в силах загнать его внутрь, и носит в себе свою страшную тайну. Приступ безумия может захватить его врасплох, и, если роковой случай вкладывает ему в руку нож, он должен призвать на помощь всю свою волю, чтобы победить в себе кровавого демона. Но если победит
