ее и сунуть в свой карман, где уже лежали другая туфелька, гребень для волос, веер, ридикюль и часть какого-то украшения, оторванная от седла.
— У тебя заканчиваются боеприпасы.
Он услышал вздох Софи с того места, где она сидела — на спине у лошади, которую он вел за повод.
— Я знаю. Я хранила эту туфельку, чтобы иметь возможность ударить в самый подходящий момент.
Грэм устало усмехнулся, но не обернулся.
— Это принесло тебе удовлетворение, на которое ты надеялась?
Он не был уверен, от кого донеслось то фырканье, которое он услышал — от Софи или от лошади. Оно могло быть и от той, и от другой, потому что лошадь была настолько же раздражена из-за него, как и Софи.
Это была очень хорошая лошадь, настоящая высококлассная верховая, но даже такое прекрасное животное должно было утомиться, если несло на себе двоих.
— Ты вообще когда-нибудь собираешься объясниться? — потребовала Софи.
Грэм продолжал шагать.
— Думаю, что спасение тебя от самой себя подпадает под категорию государственных дел, — спокойно проговорил он. — Вот к какому заключению я пришел в настоящее время.
Она издала протестующий звук. Да, это было определенно фырканье Софи.
— Едва ли я буду считать себя угрозой Обществу.
Герцог покачал головой.
— О, но так и есть. Ты намного умнее, чем большинство из них, поэтому они не могут остановить тебя. К тому же ты упрямее, чем десять других женщин, вместе взятых. — Он вздохнул. — Видишь, против чего я сражаюсь.
Девушка усмехнулась.
— То, что ты делаешь, не имеет никакого смысла.
— Ты целеустремленна и опрометчива, — заявил он. — Не говоря уже о бешеной непредсказуемости.
Момент молчания. Затем:
— Неужели?
Грэм закрыл глаза от польщенного удовольствия в ее тоне.
— Это не было комплиментом, мисс Блейк.
Она издала сухой смешок.
— Это было похоже на то, словно ты — это я. — Они молча шагали некоторое время. Затем Софи начала снова. — Если я такая отчаянная нарушительница спокойствия, то почему именно ты, единственный из всех людей, являешься тем, кто должен остановить меня?
Грэм не ответил, потому что не мог объяснить то, чего не понимал сам. Во время его продолжительного молчания, Софи издала еще один, полный отвращения и очень похожий на лошадиный, звук, и, наконец-то, угомонилась.
К тому времени, когда Грэм и Софи добрались до Иденкорта, уже близился рассвет. Луна зашла некоторое время назад, а солнце еще не вставало. После нескольких часов галопа, затем — рыси, а после этого — шага, Софи сидела в седле, ссутулившись от страдания и истощения, ее глаза были закрыты, а руки цеплялись за луку седла, словно это была единственная вещь, удерживавшая ее от того, чтобы соскользнуть на землю.
Вероятно, так оно и было.
Грэм шел пешком, ведя за собой лошадь, с тех пор, как они пересекли границу поместья Иденкорт. Это было более часа назад, и все же рушащегося дома все еще не было видно.
Так как оба — и Грэм, и Софи — все еще были одеты в свои вечерние наряды, то идти пешком было чуть менее приятно, чем цепляться за подпрыгивающее седло. Поэтому Грэм шел, а Софи ехала верхом.
— Я ненавижу тебя, — пробормотала Софи, не открывая глаз. — На тот случай, если я забыла упомянуть об этом.
Грэм продолжал шагать.
— Думаю, что ты могла упомянуть об этом всего лишь несколько раз или около того. — Он не заслужил ничего иного, в этом он был уверен.
Она застонала.
— До тех пор, пока это не станет абсолютно ясно.
Наконец Грэм заметил далеко впереди большую тень дома, всего лишь мрачную темную форму на фоне чуть более светлой темноты предрассветного неба.
— Мы прибыли, любовь моя.
Софи покачала головой.
— Я больше тебе не верю. Если честно, то я вовсе не верю и в Иденкорт. Думаю, что ты его выдумал и на самом деле являешься чем-то вроде демона, посланного мучить меня за мои грехи.
— Грехи? У тебя? Это заняло бы три с половиной минуты. Едва ли подходящее развлечение для демона. — Лошадь, почуяв конец бесконечного путешествия, начала быстрее перебирать волочащимися ногами. Грэм также ускорил свои шаги, чтобы как можно быстрее закончить эту длинную ночь. — Что же касается меня… потребовалась бы тысяча лет, чтобы должным образом наказать меня.
— Это вовсе не проблема, — проворчала Софи, крепко зажмурив глаза от боли в нижней части своего тела. — Я с нетерпением ожидаю этого.
Затем они оказались перед домом, на огромной подъездной дорожке, которая огибала круглый сад — в данный момент, круглый участок сорняков — приближаясь к большим, широким ступеням, ведущим в Иденкорт.
Лошадь, встряхнувшись, остановилась и отказалась идти дальше. Грэм посмотрел животному в глаза и решил не принуждать его. Даже у самых послушных, самых прекрасных лошадей есть свои пределы.
Грэм привязал поводья животного к железному кольцу на столбе рядом с дорожкой. Затем подошел к Софи и обхватил ее руками.
— Спускайся, любимая. Наклонись ко мне.
Она протестующее захныкала, когда ее ноющее тело отказалось двигаться, затем свалилась на него. Грэм легко поймал ее и подхватил на руки. Девушка устало обвила руками его шею и уронила лицо ему на плечо.
— Грэй, у меня все болит, — прошептала она.
— Я знаю, милая. — Он понес ее в огромный, холодный, гулкий дом. — Через мгновение мы сделаем так, чтобы тебе было тепло и удобно.
Спальня его матери была, возможно, единственной комнатой в доме, которая не была слишком опустошена всеобщей ветхостью, потому что не использовалась с тех пор, как она скромно и со вкусом умерла тридцать лет назад. Грэм часто размышлял о том, что, возможно, его мать вовсе и не была больна, а просто устала от своего огромного грубого мужа.
Комната оказалась в точности такой, какой ее припоминал Грэм — заполненной изящной мебелью, хорошо прикрытой прежде заботливой прислугой. Если дымоход не окажется слишком плохим, то он должен суметь развести какой-то огонь в камине.
Войдя в комнату, Грэм сумел усадить Софи в кресло, а сам двинулся вокруг, стягивая пыльные покровы с мебели. Он свалил их в кучу в углу и отправился проверять камин.
Никаких очевидных признаков плохого состояния он не заметил. Когда герцог посмотрел вверх, то увидел, что ничто не загораживало слабый рассветный свет на верху трубы. Он подошел к тому мечту, где Софи клубочком свернулась в кресле, выглядевшая в полумраке бледной и уставшей. Грэм натянул плащ на ее свисающие ноги.
— Согрейся, — приказал он ей. — Я вернусь через несколько минут.
Софи едва слышала его. В своей жизни ей довелось не спать несколько ночей, но она не проводила их, цепляясь за спину лошади. В действительности, она никогда на самом деле не сидела на лошади до этой
