Кулак снова врезался в лицо бандита. Казалось, он ударил скалу. На этот раз незнакомец, рыча, выдернул из заднего кармана револьвер. Аллан скользнул под прыгающее в его руке оружие, двинул противника плечом в бедро, и оба они упали на камни. Неожиданно Аллан почувствовал, что тело бандита обмякло, как будто он уснул.
Тяжело дыша, он поднялся на колени. Часовой лежал с закрытыми глазами, из пробитой острым выступом головы текла кровь. Мертв?
У Аллана не было времени выяснять это. Охваченный ужасом, он взлетел в седло и сразу взял с места в галоп. Далеко впереди расстилался озаренный мерцающим светом звезд подъем, с обеих сторон громоздились черные пики горных утесов, ограждающих каньон Солисбери. Местность между ними прекрасно просматривалась, и теперь Аллан знал, что ночь не укроет его, не спасет. О, если бы он смог проскочить мимо врагов незамеченным…
Не успел он додумать эту мысль до конца, как позади раздались крики и воздух взорвался неистовым громом ружейных выстрелов.
Глава 28
К УМИРАЮЩИМ ОТ ГОЛОДА
В тихом горном воздухе звуки стрельбы разнеслись по всему каньону Солисбери, из конца в конец, тысячекратно отраженные эхом от высоких утесов. Надежда уйти незамеченным пропала, но, по крайней мере, он был не настолько глуп, чтобы скакать посередине узкой долины. Аллан резко взял вправо и заставил лошадь замедлить бег, поскольку знал, что быстро движущийся объект заметить легче, чем неподвижный или медленно передвигающийся. Под прикрытием черной тени скал он снова пустил лошадь в галоп и сразу же увидел пятерых всадников, несущихся во весь опор к устью каньона. Они проскакали всего в какой-то сотне ярдов от него.
Если бы Аллан не свернул, они бы неминуемо столкнулись. Бандиты скакали, навстречу им выехал яростно вопящий соратник на большом коне. Оглянувшись, Аллан смутно разглядел его фигуру и услышал раскаты его голоса. И вся группа немедленно развернулась. Через мгновение они с бешеным ревом неслись прямо на него. Даже тень нависающей скалы не укрыла бы теперь Аллана от их ястребиных глаз. Он отпустил поводья, пришпорил свою лошадь и ринулся вперед.
Эта лошадь, сильная и выносливая, считалась лучшей в отряде Гарри Кристофера. Она достаточно отдохнула, чтобы в эту трудную для Аллана минуту показать все, на что способна. Но хотя животное летело как стрела, вопли, гремевшие позади, становились все ближе и ближе. Казалось, злость и негодование седоков придавали их лошадям новые силы.
Но была и другая причина, по которой они подняли такой шум. Крики должны были предупредить часовых, затаившихся выше по ущелью, и наверняка те уже подняли тревогу, услыхав ружейную пальбу. И верно, как только Аллан подумал об этом, он увидел их, скачущих навстречу, — всадник, еще один… Их было явно больше двух, и они растянулись редкой, но прочной цепью, чтобы отрезать ему путь к лачуге.
Увидев это, Аллан оглянулся. Преследователи нагоняли. Судя по всему, положение было безвыходное. И внезапно его охватила ярость. В нем пробудилось другое существо, как той ночью, после ограбления поезда, когда он выслеживал часового на плато. Из его горла вырвался дикий вопль, наполнив сердце неизъяснимым острым восторгом.
Лошадь под Алланом помчалась еще быстрее, как будто этот крик подстегнул ее сильнее острых шпор или плети. Животное неслось с удвоенной скоростью, и крики позади отдалились и стали тише.
Впереди четверка всадников приостановилась и сбилась теснее, так как теперь они определили место, куда он правил. В звездном свете Аллан видел их четко, очень четко, вплоть до мерцающего у них в руках оружия.
Он бросил лошадь в одну сторону, потом в другую, а потом направил послушное создание прямо на врагов.
Всадники располагались небольшим полукругом и непрерывно стреляли. Аллан вынул револьвер. Кто мог бы прицельно выстрелить с коня, несущегося на такой скорости? Но Аллан стрелял, стрелял, будто всю жизнь только этому и учился, — скупым движением указательного и среднего пальцев давя на спуск. Он стрелял. Четверо на конях оставались невредимы. Аллан выбрал центрального бандита, прямо перед собой, и снова выстрелил. Его лошадь храпела от страха — выстрелы гремели у нее над головой — и мчалась еще быстрее.
Человек в центре пошатнулся, вытянул руки, будто собирался на ощупь отыскивать путь в темноте. Потом завалился на бок и выскользнул из седла как тряпичная кукла. Он остался лежать на земле, а его конь вскинул голову, повернулся и исчез во мраке.
Трое остальных всадников все еще составляли полукруг, в центре которого теперь зияла брешь. Они держались уверенно и стреляли непрерывно. В этот момент что-то сильно обожгло Аллану кожу над ухом и заставило покачнуться в седле. Это было похоже на удар кулаком и в то же время на прикосновение раскаленного металла. Что-то теплое потекло по лицу Аллана, и только тогда он понял, что его задело случайной пулей. Жизнь его висела на тоненьком волоске!
Он выстрелил снова; трое все еще были перед ним. Он стрелял; три револьвера вели огонь из темноты, и теперь как лезвием ножа полоснуло правое плечо. Выстрел — и слетела его шляпа. Еще одна пуля пробивает развевающиеся от бешеной скачки полы его куртки. Аллан стрелял снова и снова — теперь уже лишь двое оставались в седле, и Аллан направил свою лошадь как раз между ними, в середину бывшего полукруга. Он тут же заметил, что их револьверы выстрелили еще раз, а потом отпрянули дулами в небо и застыли как завороженные. Он оказался как раз между стрелками, и они боялись подстрелить друг друга. Но еще один рывок, и, когда Аллан пронесся между ними, их револьверы заговорили опять. Лошадь Ала пронизала дрожь, но доброе животное еще скакало вперед, и в каких-то трехстах ярдах уже виднелась хижина, где он мог укрыться и куда вез еду умирающим товарищам.
Аллан натянул поводья. Джим говорил ему, что так успокаивают спотыкающуюся лошадь, а его скакун уже начал выдыхаться и терять скорость. Но все еще рвался вперед, хотя и спотыкаясь, и каждый рывок приближал к хижине хотя бы на несколько ярдов.
Впереди бушевал целый хоровод криков — в этих воющих стонах Аллан едва распознал людские голоса. Почему они не стреляют, чтобы отогнать преследователей? Наверное, опасаются попасть в него, несущего им надежду.
Седельные сумки с тридцатью фунтами провизии Аллан отвязал и держал в левой руке. Если бедная лошадь падет, он попытается дотащить их до укрытия сам. Еще сто ярдов позади. Оставалось двести. И тогда несчастное животное вскинуло голову и рухнуло с поистине человеческим стоном. Аллан кувырнулся вперед и так ударился об землю, что в глазах заплясали красные пятна.
Но это длилось лишь мгновение. Он медленно поднялся на ноги. За ним уже не гнались: заговорили винтовки укрывшихся в лачуге, и беспощадный огонь отогнал бандитов Рэмзи. Пальба продолжалась, но, когда Аллан поднял руку, тотчас же все смолкло. В маленькой хижине поднялась целая буря неудержимого веселья, и трое осажденных поспешили ему на помощь. Хотя Аллану не требовалось никакой поддержки, чтобы встать и побежать с богатством, оттягивавшим его левую руку. Он бросил прощальный взгляд на павшую лошадь. По воле случая погибло животное, а не всадник, и запекшаяся кровь на его голове, плече и боку свидетельствовала, насколько близко прошла рядом смерть.
Они не могли торжественно нести его на руках, но истощенные изголодавшиеся люди с ввалившимися глазами окружили спасителя, хлопали его по спине, кричали и плясали от радости. Они протолкнули его в дверь хибары.
— Я привез записку от Кристофера… — начал Аллан.
Но они не обратили бы на нее внимания, даже если бы это было письмо от самого Господа Бога. Взгляды несчастных были прикованы к плотно набитой сумке, висящей у него на руке. Их ноздри чутко трепетали, будто заслышав запах упакованной там свинины. И в тот же час измученные многодневным голодом люди оттеснили посланника с его невысказанным заявлением в угол и принялись готовить ужин.
В камине загудел огонь, быстро нарезали бекон, замесили тесто для лепешек из привезенной муки, по комнате поплыл ни с чем не сравнимый аромат свежезаваренного кофе. Все это время они приплясывали и пели. Несчастные хлопали друг друга по плечам, вопили и смеялись как сумасшедшие. Да они и вправду
