– Погодите! – попросил он. – У меня ведь для вас подарок есть.
Кира даже обрадовалась. Принять подарок – хороший способ попросить прощения, не обижая человека.
– Прекрасно, – сказала Кира и улыбнулась. – Давайте ваш подарок, и мы останемся друзьями.
– К чему этот снисходительный тон, – он поморщился. – И потом, я не взял подарок с собой. Я рассчитывал, что это лишь первая встреча из нескольких. Мы можем встретиться еще раз, и я передам вам подарок. А можем зайти сейчас ко мне на квартиру, здесь недалеко.
Срочно уйти. Надо срочно что-то выдумать, чтоб уйти.
– Знаете, – сказала Кира, – у меня вообще-то очень мало времени. Это выяснилось сегодня утром. У меня важные дела, и я скоро должна буду уйти.
– Скоро?! – он, казалось, был ошарашен. – Милое дитя, но так ведь нельзя! Я приехал из Англии специально ради этой встречи…
«Я не просила вас приезжать», – подумала Кира с усиливающимся беспокойством, а вслух произнесла:
– Специально?! Ну, я же не знала. В конце концов, может быть, мы встретимся еще раз на днях?
– Э, нет, маленькая хитрая лиса, – сказал он почти угрожающим тоном. – Меня не обманешь. Я все понимаю. Я тебе пришелся не по душе, и ты… избегаешь меня. Ты стремишься уйти под любым предлогом, чтобы больше меня не видеть. Ты думаешь про себя: уйду, сменю номер и не буду отвечать на его письма.
Она подняла брови. А он опустил глаза.
– Знаешь, – сказал он тихо, – ты не вправе так меня не любить.
Он помолчал.
– А что за подарок? – спросила Кира, уже не заботясь о вежливости.
– Книга, – он посмотрел на нее исподлобья.
– Какая?
– Гротендик.
Кира давно мечтала об этой книге. Она даже пыталась заказать ее по Интернету, но почему-то заказ не прошел, и ей вернули деньги.
Кира глубоко вздохнула.
– Хорошо, – сказала она. – Идем к вам, я возьму вашего Гротендика. Напишите мне там от руки какое- нибудь пожелание на память. Извините, я, наверное, вас обидела. Гротендика я возьму, я давно хотела эту книгу и не могла найти.
Он обезоруживающе улыбнулся.
Через пять минут они вошли во двор большого старого дома. Серый каменный фасад местами облупился. Из-за густых тополей и голой бугристой земли под ними дом казался еще мрачнее.
У большой парадной, похожей на темный, давно потухший камин, он обернулся к Кире и мягко проговорил:
– Ты зря не пользуешься услугами косметолога. Это подчеркнет твою красоту и устранит некоторые мелкие несовершенства. Моя бабушка завещала мне ежемесячно бывать у косметолога.
Кира снова почувствовала настоящую ненависть. Навязался, блин, поклонничек, подумала она. Несовершенства. Но Гротендик – это вещь… А плата – пара лишних минут в его обществе, в конце концов, такие чувства, он так искренне расстроился, – и Кира шагнула в подъезд.
Они поднялись по крутой лестнице на третий этаж. На всех площадках царило одинаковое сонно- белесое спокойствие. Солнце не заглядывало сюда, но день снаружи был так ярок, что и здесь темноте не осталось места. Вот и дверь, обитая красным дерматином. Он поворачивает ключ в замке, распахивает перед Кирой дверь, широко улыбаясь и блистая голубыми глазами:
– Пожалуйста, прошу вас!
– Только после вас, – сказала Кира.
Он рассмеялся и вошел. Кира вслед за ним зашла в узкую темную прихожую. Где-то блеснуло зеркало.
– Я не буду задерживаться, – сказала Кира, – давайте Гротендика, и я пойду.
– Сейчас, – сказал он, просунул руку между нею и стеной – захлопнул дверь.
– Э, нет! – запротестовала Кира, чувствуя поднимающийся ужас. – Я пошла!
Она ухватилась за ручку двери, стала искать замок… но он сильным рывком отбросил ее назад, спиной на стойку с обувью, сверху упало, посыпалось.
– Никуда не пойдешь, – прошептал он, ощерился и стал подходить, медленно. В руке у него блеснул нож. Кира завизжала.
– Маленькая девочка, – шептал он. – Милое дитя мое.
Черта лысого, подумала Кира и заметалась. Головой в пах – ничего, не больно; упали; трудно схватить за лезвие, оно входит в ладони; чвык – ручкой ножа в лицо, нет, надо бы перевернуть нож; сильный удар, от которого в глазах у Киры темнеет, она начинает задыхаться – что это, да ведь он ее душит, его руки душат Киру, она, оказывается, лежит навзничь, – он хватается за бок. Дикая ярость и боль. Кира с размаху засаживает нож ему в лицо – входит криво, натыкается внутри на что-то – она вскакивает на ноги, хватает – длинное – связывает ему руки, она ругается матом вполголоса, связывает ноги – черта лысого, думает Кира, вот тебе, получай, – берет туалетную бумагу и пытается вытереть руки. Руки все никак не оттираются. Кира вдруг понимает, что эта кровь льется из нее. Черта лысого, опять думает она. Я его убила. Ведь убила.
Она идет в ванную и подставляет изрезанные руки под холодную воду. Обматывает их найденным в прихожей шарфом.
На нее нападает дрожь.
Она звонит в милицию.
Она звонит сестре.
– Какой еще Гротендик? Ничего такого в его вещах не найдено.
– Обманул, значит. Как девочку маленькую. Пойдем со мной, у меня щенок. На конфетку, хочешь сниматься в кино? Сколько раз им повторять, что нельзя ходить гулять с незнакомцами.
– Ну, он-то не был незнакомцем. Там переписка как отсюда до метро. Он в последнем письме, которое в день убийства было отослано, пишет, что очень болен и хочет умереть от ее руки.
– Диагноз как звучит?
– Посмотри в карте.
– Шизофрено… Врачебный почерк. Психиатрия, короче.
– Угу. По письмам, кстати, не заметно, что он чокнутый. Только по последнему. Видимо, уже обострение начиналось… Смотри.
– Ничего себе.
– «Милый ангел».
– «Да не падет на тебя».
– Угу. «Твой я».
– Как ты думаешь, сколько среди нашего начальства скрытых психов?
– Думаю, немного.
– Одного я точно знаю.
– Ну, этого-то мы все знаем.
– А ты знаешь, одного вполне может хватить…
– Ладно, ладно, к делу…
– Нет, – сказала в трубку Кира. – Нет. Да. Все в порядке.
Она нажала на «отбой».
– Самое неприятное, – сказала она сестре, – что мне теперь совсем, совсем не хочется на матмех.
– Ты подожди, подумай еще.
– Нет уж, – сказала Кира, глядя на ладони, где линии жизни, ума и любви прокладывали себе дорогу сквозь тонкие шрамы. – Больше никакой математики. От нее свихнуться можно.
Телефон опять зазвонил. Кира снова отвечала и благодарила.
– У тебя столько друзей, – сказала сестра, когда она повесила трубку. – Я тебе завидую. Настоящие